Сибирские огни, 1973, №3

тоялась холодом. Что-то непривычное установилось на улице: будто гус­ тая кутерьма снега сняла все примеси шума и вечер предстал в перво­ зданной чистоте. Тетка Варька вошла неслышно, сняла плюшевую куртку и замерла. — Пришел? Я смотрю, след прямо в наши воротца. Один, через весь огород.— Она стояла молча, глядя на меня и не ожидая ответа.— Сейчас печку начнем топить. С ней всегда веселее. Снег-то какой выпал... А ты у Коли Воробьева был? И шел прямо огородом по снегу? В боти­ ночках... Плащ у тебя холодный. Как вы такие носите? Его задевать-то не хочется: шуршит, как сухой камыш. Она стала искать что-то на печке. — А что без света сидишь? Выключатель-то у меня там, за зерка­ лом. Неудобный. Я включил свет. И стал думать, как тетка похожа на мою мать. В деревне мне никогда не жить. Отрезаны корни. Обрубки зарубцева­ лись. Но иногда, втайне от друзей, от их снисходительных взглядов и юмора, втайне от семьи, подступит что-то неясной и тихой горечью. И вся жизнь моя, и друзья, и работа, все успехи и неуспехи станут на мгновение второстепенными, и захочется мне встретиться со своей дерев­ ней. Вдруг становятся нужными ее люди, встреча с ними. Даже не встре­ чи, а оттенки встреч. Я знаю, что они меня давно не ждут, потому что у них не убывает работы, которую делают каждый день, постоянные’за­ боты держат их в напряжении, не дают праздно растекаться их памяти. Подросли их дети. А я вдруг однажды начинаю жить далекими и только, наверное, мне дорогими чувствами. Зачем-то я должен увидеть Ивана Невзорова. Он женил уж своего сына, а я вижу его молодым и здоровым. Последний раз встретился я с ним пять лет назад в горестный день. Отца моего уже не было. И мать пережила его только на шесть месяцев. На похороны Иван не смог с утра отпроситься у председателя. Пришел прямо с поля. Могилу копать заканчивали. Иван пришел и все приоста­ новил. — Она рядом просила. С правой стороны. Внизу подроем. Настоял... Правда, никто ему и не перечил. Мужики стояли наверху, разливали водку, посмеивались- — И когда сговорился с бабкой? Иван один, в самой глубине, на коленях подрывал бок ямы. Никто свидетелем их разговора не был... А вот совестью своей, па­ мятью, словом — не поступился, такое уж что-то заложено в нем. Драгоценный мой человек... Зачем мне хочется его опять увидеть? Разве он ждал меня когда-нибудь? Меня даже моя изба не ждала. Ког­ да-то мать дала мне двадцать пять копеек на кино. Я их спрятал и пос­ ле не нашел. А сейчас вспомнил: в щель треснувшего угла опустил. Два рубчатых серебряных кругляша. Интересно, там они лежат, нет? А тет­ радки с записями, со склеенными на середине страницами стихов с кон­ кретным именем «Тасе», заколоченные в плоский фанерный ящик, спря­ танные на чердаке избы? Наверно, еще никем не найдены. — А ты в свой дом-то не хочешь зайти? — спрашивала меня тетка.— Зайди... Может, тебе интересно. Там бухгалтерша живет. Добрая... Утром я стоял у своей избы. Та же тонкая дощатая дверь сеней. Можно было, пробегав до ночи, выломать палочку, протиснуть в узень­ кую щель двери и выкинуть крючок из круглой скобки. Я мгновение по­ стоял у этой нашей семейной тайны, зашел в избу. Полатей над головой не было: выбросили, поэтому потолок у двери приподнялся. За столом