Сибирские огни, 1973, №3

забалуется, начнет его не пускать, так он прямо кидается! Так в комнате ни разу и не ночевал. А я недавно возьми да и подумай: а что, если последить, где наш Артур-то спит? Как-то недавно с вечера была во дворе, уже стемнело, вдруг пока­ залось, вроде кто-то под крылечко на кухне — шмыг. А там у меня опилки лежали да всякое тряпье. Ага, думаю, вот ты, Артурушка, у меня и поймался! Утречком взглянула туда, его самого уже нету, а в опилках в моих такие лежаки, как будто там не один кот, а целое общежитие. А я — любопытная! А ну, думаю, еще послежу! Встала нынче еще раньше, тихонько крадусь... Кто б увидал — и смех, ей-богу, и грех! На коленки стала, гляжу: милые ж вы мои! Уже декабрь на дворе, снег да холод, а они клубочками посвернулись да морды в хвосты попрятали, спиной друг к дружке прижались, да так и спят. Артур да Жулик. Я от них, чтобы не разбудить, потихонечку, да в сарай, да щелку в дверях оставила, села напротив, жду... А сама слезами заливаюсь! Вот, думаю, кот собаку в беде не покинул, а — как мы?.. Дай бог, чтобы каждого сиротку люди обогрели, да никто никого не предал, да в горе не бросил, дай бог каждому теплый угол, когда на дворе темень, снег да холодный ветер. Сижу за дверью на скамеечке, жду. От вижу, Артур первый вылезает из-под крыльца, потянулся, глянул кругом, ждет. За ним Жулик вылез. Хвостом виляет, рад форменно! До калитки рядком дошли — это ж он, думаю, провожал его, как хозяин. А там Жулик на улицу, да и побежал, а наш Артур постоял, постоял, посмотрел ему вслед — и домой... А я, дура старая, целый день плачу. Надо, думаю, сказать Жулику, чтоб не скрывался, не прятался, где попало не мотался, пускай приходит да и живет, чего ж теперь?.. Фаэтон Папаша мой был иногородний, а мама казачка. Вот в восемнадца­ том году, когда белые вернулись да мужиков пороть начали, мы и пошли к ее отцу прятаться, к моему деду. А он механик по паровым машинам — и летом и зимой по эконо­ миям ездил... Раньше был у него бегунок, тележка такая в одну лошадь, брыкушка — на ней и в дождь и в метель. Бурку накинет — и пошел. Или в тулуп закутается, что и глаз не видать — по-оехал! Мама, покой­ ница, рассказывала, все говорил: ну, это я пока молодой. А к старости обязательно куплю себе фаэтон. И купил, механик был — цены не сложить. Мы тогда уже девовали, так он нас по станице катал с Марфушкой Ковалевой. Сама повозка плетеная, к ней медная приступочка, а верх кожаный, в складки собирался, да, как раньше на легковых машинах, назад откидывался — куда там!.. Едем, было, на этом фаэтоне, как барыни, ни на кого и не смотрим, хорошо, что кошель высокий, цыпок не видать. И кони у дедушки были хорошие, ухаживал за ними да берег. А когда стали белые снова отходить, от он и говорит Ване, моему брату: бери-ка ты мой фаэтон да задами езжай с глаз подальше в 4 « С и б и р с к и е о гн и » № 3,