Сибирские огни, 1973, №3

I. Рузвелътово кушанье. Ох ты, горе ты мое луковое, а не Колька! Ужель бабушка тебе пло хих блинков напекла? Да эти блины — ты плакать потом станешь, вспо минать! В общежитии в каком-нибудь будешь сидеть за неприбранным столом да пустой чай похлебывать, а друзья скажут: чего это у тебя — слюнки? Вроде бы и не с чего! А ты скажешь: да бабушкины блины я, ребята, вспомнил. Дай только бог, чтобы по-другому как вспоминать не пришлось... До войны-то мы уж как хорошо жили. Вот я на белый хлеб масла сливочного от такой слой — на палец — намажу, а сверху варенья: съешьте, дети! Из гусачка пирожков настряпаю, да больших в русской печке напеку-—и с творогом, и с рисом, и с яблоками, и с изюмом, а что пампушек с маком, а что хворосту, так и хрустит на зубах, а что оладьев напеку мягеньких, прямо пушистых, а что тех сырников! Все такое вкус­ ное, что за уши не оттянешь, все свеженькое, тесто на молочке да на яич­ ках, сдобное да с ванилью, сырого съешь — и еще хочется... А они тог­ да — что? Еще ничего не пережили. Они капризы строить да коника вы­ кидывать: не хочу!.. Сколько можно одно и то же — в горло уже не лезет! Сашка тогда еще в люльке, а Володя уже большенький был, ему пя­ тый, вот он и приноровился. Суну ему что вкусненькое, а он, как другие, не станет спорить, а сразу: спасибо! И за сарай бежать. А там размахнет­ с я— да в картошку закинул. А я-то не знала. Съел, говорю? От умница! Да еще ему даю, в руки пхаю, другим его в пример ставлю: вот как надо лопать, как Вовка!.. А он забежал опять за сарай — кидь! Да и пироги мои туда и блины мои туда, и наполеон — туда, а я радешенька: хоть один не капризничает, уж как ест хорошо! А ночью собаки у нас по картошке — как кавалерия. Да чего они, думаю, там бегают? Чего им там, в огороде, надо? А потом немца прогнали, наши пришли, а я все, что можно и чего нельзя было, продала: голод. Не знаю, за что браться, не знаю, за что хвататься, а они — дай да дай! Чуть не хором. А Володечка, вижу, утром вскочит чуть свет, еще глаза не продрал — в огород бежит, и ходит там по картошке, ходит, угнется от так и смотрит на землю, как будто что ищет. Я ему кричу: Володя! Что ты там потерял? Он говорит: да гдей-то тут пирожок с фасолью лежал. Я сначала не по­ няла. Кто б, говорю, тебе его туда положил? Иди спи, еще рано. А он и на второй день. И на третий. Все утро по картошке блукает, все ищет. Чего ты, опять спрошу? Да тут, говорит, где-то должен быть блинок. А я поняла: это ж ему снится! Обняла его: Володя, говорю, ничего тут нету, собаки давно все поели; ты посчитай, говорю, деточка, уже сколько это прошло, как мы хорошо жили, это ж тогда еще и папка у нас был жи­ вой, откуда ж там что останется, ты подумай, а он свое: я, говорит, мама, токо сейчас видал этот пирожок — он такой, надкусанный, от масла от постного блестит, и муравьи по нему ползают... Да моя ж ты детка! Это ж он, наверно, перед войной еще находил там такой пирожок, а теперь вспомнилось. А Сашка уже говорить стал, вот его старшие дурачки и научили. Он целый день на плитке сидит, а припечек я картинками с одной книжки обклеила, хорошие картинки, цветные: и куры там, и коровы, и пчелы... Вот он пальчик свой маленький приставит: «Корова-корова, дай молока! Не даёс?» И — стук по ней кулаком. Да с таким это злом. Потом опять: «Кулица-кулица, дай яйцо!.. Не даес?» Бьет кулачишком, аж печка гу