Сибирские огни, 1973, №3
А бабушка Орешиха теперь спокойно так говорит: ой, моя детка, да то — нет? Вздохнула, качнула головой да и пошла себе дальше... Го-осподи — поговорили! А я стою, думаю: от то-то и нас ждет, доживешь скоро, что и себя помнить не будешь. В прошлом году она одного старичка приняла, бабушка Орешиха,— доживальщика. А потом я как-то иду, а она стоит, плачет. Никитична, говорю, да ты чего? Или старик обидел? Да нет, говорит, хороший попался старик, внимательный такой, об ходительный, да только стыдно сказать — забыла, как звать! Ты, гово рит, моя детка, не будешь на том краю, а то зайди до его соседей, он там около правления жил, да спроси: как, мол, этого старика, что бабушка Орешиха до себя приняла?.. Сатаны Я и сама другой раз, грешница, как что не по мне, так сразу: от мо лодежь пошла!.. Да только я не со зла, а так, само вырвется, наше-то бабье дело какое: хлебом не корми, а дай высказаться. Бывает, скажешь от так, а потом невольно и призадумаешься: да или и правда, что мы были хорошие, а они теперь — оторви ухо с глазом? Про себя я не говорю, я такая лелька-атаманша была, что до сих пор за голову возьмусь и глаза закрою: да неужели, и правда,— я? Нач нешь других девок да парубков вспоминать, с одной улицы, с одного кут ка, а потом думаешь: нет, кто какой уродился, да кто в кого удался — вот и все дело. А раньше ли — теперь ли? Вон у моей двоюродной племянницы, у Поли Постниковой, два сы на, один другого на год старше. А разве подумаешь, что братья? Да ни в жизнь. Старший, Юрка, пьет же и пьет, так Поля что — все ларькр обошла, всех продавщиц упросила, на коленях' стояла, бедная: да не давайте Юрику пить! От они и перестали ему наливать. И что ж ты думаешь? За нял у брата денег, у Толика, да еще кого-то обдурил, да купил себе мо тоцикл. И ездит теперь водку пить в другую станицу. Когда зальет гла за, что уже и дороги не видит, так обратно и его знакомые шофера на свекле привезут, и мотоцикл рядом. Поля, бедная, убивается, совсем вы сохла, а Толик станет когда говорить: что ж ты делаешь? А он: ха-ха-ха — я комик жизни! Да и правда, комик, а то нет, как придумает же что — ну хоть стой, а хоть падай. Недавно начальник милиции Иван Акимович выходит вечером на по рожки, остановился. Что это, говорит, так темно в станице, ничего не ви дать? А оно, верно, ни один фонарь в центре не светит, это ж Юрка взял еще рано утром, когда все спали, а он с гулянки шел,— взял да на каж дый фонарь бумажный мешок, что с почты, накинул да позавязывал, и целый день никто не видал, так и провисели, а вечером Иван Акимович первый да и заметил. Спрашивается, разве не комик? Да не работает же, а только пьет да баклуши бьет, а фотографию его на доску вешают, где эти хулиганы да пьяницы, от он один раз висит, язык высунул, другой раз висит — рожу скорчил, третий раз — дулю по-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2