Сибирские огни, 1973, №3

М о л и т в а Говоришь, в церковь хожу, а икон у меня нету и помолиться я ни­ когда не помолюсь — что уж правда, то правда. А все потому, что вера у меня особенная, можно сказать,— военная. Почему военная? Да пото­ му, что до войны я к церкви и близко не подходила, и если бы кто ска­ зал, что когда подойду — я б тому в лицо рассмеялась. Нашли бого­ молку! А в сорок третьем году зимой пошла у меня такая полоса, что, и в самом деле, хоть мот на шею. Сначала бумага за Федю пришла. Только я откричала, отплакала, вот Миша тяжелораненый является... Сначала виду хотел не показать, да что ж у меня — глаз нету или сердце не мате­ ринское? Бьет его, морозит, как худой цыпленок жмется, вот я его на печку посажу рядом с Сашкой, только куда отошла, слышу — Сашка за­ ливается. Бегу, а Миша уже на полу лежит: сознание потерял да упал... Один раз дети ведро поставили да забыли, так он голову так разбил, что неделю в больнице. Я, было, расплачусь, попробую с ним по душам — молчит, а потом как-то вырвалось: вижу, говорит, что зря я домой пришел, только горя прибавил — оставляли врачи в госпитале помирать, почему не остался?.. А я тогда еще больше биться да колотиться, чтоб хоть немножко его подкормить да хоть чуток поддержать. Последние вещи на толкуш­ ку отнесла, на муку да на картошку попроменяла и даже Федино ружье, зарекалась продавать — продала. Да то своих врачей домой веду, а то побегу по бабкам. Дежурить на ночь иду в больницу; Валерику, ему тогда уже двенадцать было, на- казую, смотри, детка, вдруг с Мишей плохо — беги за мной! А у самой душа не на месте! Какого легкого больного попрошу или какую бабушку: отзовитесь, если нянечку кликнут! А сама — по грязи или по снегу. Прибегу домой, гляну, рукой потрогаю —тогда обратно. А тут с Аришкой с этой получилось — разве не обидно? Да я бы плюнула из-за них скандалить, из-за этих яблок, а тогда пришла, а ма­ ма, покойница, встречает: пенсию Мише отказали. Я назавтра в собес, мать, говорю, Михаила Черкасова, а там женщи­ на незнакомая, да как крикнет: вон, чтоб и духу твоего не было! Ишь, за­ ступница нашлась — подожди, мы его еще с милицией на фронт пошлем, твоего сыночка! А тебя в трудовой батальон. Потом-то оказалось, нашелся в станице какой-то другой Михаил Черкасов, симулянт, воевать не хотел, а мать бегала, за него просила — так это потом. А сразу? Я, ты веришь, как закаменела. Значит, думаю, мой Миша не сегодня завтра помрет — так он си­ мулянт, а сосед наш Латынин — кто? Он, война началась, как стал ногу себе чесноком травить, как стал, да и пока немцы не пришли, все дома и дома, а тут и нога прошла сразу: и хлеб-соль с прихвостнями ходил подносить, и партизан пороть, когда их поймали — это ж второго секре­ таря райкома Татарникова он и запорол. Свояки были, до войны родни­ лись, а тут на тебе: еще не успел отойти да ,руки помыть — тот помер, а оь с него сапоги снял, нес потом через всю станицу. Да каждый день немецкие офицеры, да пьянка, да гулянка, да патефон кричит, а меня когда встретит на улице, подбоченится: что, соседка, на тачанке теперь