Сибирские огни, 1973, №3

смотрит, и других — и покормит, и в сухинькое переоденет, и по головке погладит... Да мне бы, говорит, такую маму, так я, неверующая, каждый день бы на коленях стояла да бога благодарила! Горе видала, так соображает, а эта, видишь — какая ягодка! Теперь уже Милочка большенькая стала, все понимает, так дома на Дарью Степановну и не смотрит, а в садике ждет ее не дождется да на шею бросится: бабинька! Да посмотри, какой у меня синяк —»она ущип­ нула! А та, и правда, такая бусорная да невыдержанная,—•один раз это при соседях, они говорили, туфлем в девочку кинула, да этой же шпиль­ кой — в щечку, так дите бедное кровью и залилось! А тут как-то Дарья Степановна в больнице неделю пробыла, а Ми­ лочка ее увидела потом дома да вроде шепотом, а сама громко—<дите оно дите и есть: бабинька, кричит, а ты уже не больная? Сегодня при­ дешь? А мать услышала да все поняла. Да как начался скандал! Пошла в садик да воспитательнице кричит: чтобы ее и ноги тут не было, моей свекровки! А Дарья Степановна сейчас и говорит: ну, как бы она меня не пустила, она у меня была с первого класса? И опять ходит. А эта у дочки выпытала —долго ли дитя обдурить? Да теперь к за ­ ведующей: требую, чтоб не пускали бабку! А Вера Ивановна, заведующая —тоже ее ученица. Да говорит ей: ой, да вы ради бога осторожней! А. вдруг днем проверять придет да на­ скочит, а вы в мой кабинет да на крючок. Нет — она все равно подследила! Да тогда к прокурору. От он Дарью Степановну и вызывает. Иду, говорит, от слез дороги не вижу, думаю: да и он же у меня учился, прокурор теперешний —Юра. Правда, мальчик был грубый да неласковый, да какая тогда, правда, ласка, после войны, отца нету, а их пятеро. Да неужели, думаю, меня не поймет. Пришла, рассказывает, а он усадил меня и говорит: Дарья Степа­ новна! Я знаю, что дома у вас неладно, и как вы дальше будете жить с сыном и невесткой, тут вы, пожалуйста, подумайте сами. А запретить вам видеться с девочкой— я вам никогда не запрещу. И я бы, говорит,, еще очень хотел, чтобы вы всегда знали: пока я в этом кабинете хозя­ ин — пускай кто только попробует вас обидеть... Я, говорит, заплакала, а он руку мою взял да поцеловал и спраши­ вает: да неужели вы могли подумать, что я вам скажу что другое? Так она такая радая, Дарья Степановна, да снова сейчас расплака­ лась, да мне говорит: я чего, Нюра, хочу —>хочу еще годика два пожить, пусть не больше. Программа, говорит, сейчас в первых классах такая сложная, а Милочка, она, ну такая понятливая, когда к ней с лаской, все на лету. А как ругать начнешь — впечатлительная, у нее все — из голо­ вы, станет и стоит. А она вот так не разберется, невестка, начнет бить, да Милочке тогда и школа станет — не школа, да паморки забьет ди- тю — на всю жизнь. Так я, говорит, уже сейчас девочку готовлю, ты бы посмотрела, как она читает да как пишет! А по арифметике, говорит, я сама, Нюра, уже отстала, там теперь эти иксы проклятые—-так что ты думаешь? Каждый день хожу в первый класс на урок, да все внимательно слушаю, да запоминаю — хорошо, что Эдуард Лукич, директор, не против, с уро­ ков не гонит, разрешает — тоже мой ученик!