Сибирские огни, 1973, №3

да больной, и ноги уже не кормят,— так сам на дорогу в степи, чтоб лю­ ди его убили, да и не мучился. Стая-то его уже не принимает, уже нико­ му не нужен! А я тогда головой качаю да говорю: братка! Да я б тебя и убила, раз тебе это надо, да как? Была б со мной лопата или тяпка, или хоть какая-нибудь палка. А то как же я тебя голыми-то руками? Да ты ж по­ том всю жизнь мне будешь сниться, покою мне не давать! А может, говорю, ты еще и поживешь? Может, хлебца подъешь да еще и побегаешь? Я с тобой поделюсь. Да отламываю от куска, вроде где помягче, осмелела, протягиваю ему от так на ладони, а он посмотрел-посмотрел и отвернулся. А мне чего-то так жалко его стало, да и себя тоже, кого больше, не разберешь. И как заплачу в голос! А он морду приподнял да так жалостно как завоет: ву-а, ву-а, ву-у! Зверь, а как будто понял. О-хо-хо, охохонюшки, негу дома нашего Афонюшки, как мама моя, покойница, говорила! Про эту войну токо начни вспоминать... Что с яблоками дальше? Так у Аришки, у этой змеи, и остались? Не-ет, я-тебе тогда доскажу. Я пришла тогда сама не своя, маме рассказываю, а она говорит: да не связывайся ты Сней, дочка! Да как-нибудь проживем. Как-нибудь пе­ ребьемся. Я и Мише сказала: не очень переживай. Пенсию ему сегодня отказали. Эх, как я это услышала, как стукнуло у меня сердце, стою задыха­ юсь, зубы сжала, ты веришь, разжать не могу. Да что ж, думаю, такое? 'Не-ет, думаю, Нюра, если ты будешь так жить без мужа, то как раз — детей вырастишь! Да так тебя и куры закладут! Ну, с пенсией, слава богу, разобрались скоро, а с яблоками дальше вот что. На другой день говорю я Володе: а ну, пойди, у тети Ариши кошо- ночка незаметно поймай да мне принеси. Он спрашивает: а зачем? Я го­ ворю: много будешь знать — скоро состаришься. Пошел он с сумкой — приносит. Ага, думаю,— есть! А ночью маму беру с собой, да ей пустой чувал, себе чувал, да ка­ талку в руку, у меня тяжелая была, а кошонка — за пазуху, пошли. Пришли к ней во двор, за дровами потихоньку стали, от я его выну­ ла, а он: мяв!.. Мяв! Молодец, думаю, давай громче. А он опять: мяв!.. Мяв! Слышу, она подошла к двери, стала и слушает, а потом потихонеч­ ку: кися! Кися! Котенок — опять мяучить. А она говорит: кися, может, ты нынче на улице переночуешь? Там около сарая и подстилочка есть. Эх ты, думаю, Нюрка, не прошла твоя хитрость, куда! Кто ее обду­ рит, три дня не проживет. Я-то думала — что: детей-то у нее никогда не было, одни аборты, да только с кошками и возилась; неужели, думаю, не пожалеет? А кошонок опять: мяв!.. Она говорит: котя! А тебя никто там в руках не держит? За дверью никто у нас не стоит? — Как сквозь доски, зараза, видела! Потом слышу, засов тихонечко потянула, да скри-ип... А я тогда дверь на себя, да в одной руке каталка, а другой ее за грудки — черк! А она — бух на коленки, прямо тут, в сенцах: Нюрочка, да бери, что хочешь, только не губи! — Я тогда: а ну, мама, бери мешок, держи, она яблоки будет сыпать!