Сибирские огни, 1973, №3

Ах ты ж, Колька, думаю, Колька,^ у отца вон жизнь как пошла, неужели и ты — за ним? Хоть дорога не длинная, а я и передумать столько успела, и поти­ хоньку наплакалась. То Колю ругаю, а то отца его, младшего своего, Сашку... разве ж, думаю, можно матери своей брехать, Сашка? Он же тогда вернулся из Новочеркасска — ну, все, говорит, мама, в фотографический техникум поступил! А я рада! От, говорю, хорошо, от умница, сынок,— ты посмотри, как наш Пачин-старик живет! И на свадьбу его зовут, и на крестины зовут, да почет, да работа негрязная — птичка вылетела, а ему десятка в карман, вон сыну своему дом отгрохал какой, лучше будешь искать — не найдешь. От, говорю, Саша, моло­ дец — а он смеется! Оно и понятно, думаю — радый! А потом проучился три года, послали в Якутию. Год там живет, до­ мой не едет, другой, третий. Работы, пишет, Мама, у меня много, хожу по тундре с каким-то прибором, одни олени, никого больше не вижу... А я тогда думаю: а какого ж там черта, в этой тундре фотографировать, если там людей нету? Он не отвечает, а потом, когда уже в отпуск приехал с женой, с Ли­ дой, смеются оба: никакой он, Сашка, оказывается, не фотограф, одно название и похожее, а работа у него совсем другая — от там, где никто еще не был, ходить да карты по географии составлять. Да вот это и доходился, пока Лида зимой в полынью не провали­ лась да не померла, а Коля теперь у меня, а он все один да Юдин в этой тундре, да, шут его знает где, далеко — выучила мама сыночка, около него пожила! От иду я тогда в школу, разволновалась, что и дороги не вижу, да как поскользнулась! Хорошо еще, что упала набок. Встала, отряхнулась, да бот , думаю, эти чертенята дорожку раскатали — ну, куда по ней ста­ рому человеку! Обойду, думаю, школу с той стороны. Прихожу на другой угол, а там дорожка еще лучше, как зеркало блестит да ровная — ну, куда? А Эдуард Лукич, думаю, ждет. Что делать? Махнула я в сердцах рукой и пошла. Да только и шагу не успела ступить — ка-ак гепнусь! Аж стекла, небось, в этой бедной школе задро­ жали — старуха-то я при теле. А у самой искры в глазах, да больно, да обидно — еле поднялась. Стою, чуть не плачу. Сбоку-то крупу ледяную еще отряхнула, а что там, думаю, у бабки на спине? И голова совсем не соображает — ну, куда идти? Ах, вы, думаю, аггелы,— да это ж они нарочно тут дорожки порас- катали, чтоб старые люди, вроде меня, пройти сюда не смогли, а они б тут тогда что хотели, да то и делали! От, думаю, и правда, молодежь — ни сердца у нее, ни жалости, ни уважения к старикам — ничего, неслухи дальше некуда, работать — ни за холодную воду, а только по улице гай- дают да шерсть на собаках бьют — от это и все у них дело! Иду домой, плачу, веришь — чуть не кричу! Ну, что мне с ним де­ лать? Отбить, думаю, Саше телеграмму, чтобы приехал да забрал — одна я больше не справлюсь. Это ж надо — бабку в школу не пропу­ стили! А потом чуть успокоилась, стала о другом: да разве Саше там мед — по тундре по этой ноги бить? Небось, не так себе гуляет, не лын- дает1 А ты тут нюни развесила —к директору она, видишь, пройти не смогла —от горе!