Сибирские огни, 1973, №3

стья взвыл. Чтобы избавиться от незаслу­ женных почестей и благ, он бросает в раз­ ных местах города свои автомашины, про­ бует даже совершить преступление. Однако вместо несчастий и утрат на него обруши­ ваются новые сюрпризы. Тогда герой за­ мышляет покончить с собой, едет на море, заплывает подальше, ныряет поглубже... и его, конечно же, спасает дельфин. Но это оказалась последняя улыбка фортуны. Оч­ нувшись, Гена видит перед собой милицей­ ского старшину, который штрафует его «за появление в костюме Евы». «Штраф? —не веря своему счастью, тихонько повторил Гена.—Наконец-то, наконец-то я опять че­ ловек! Действие флюида кончилось на дель­ фине». Рассказ заканчивается идиллической кар­ тинкой: Гена вместе со своей возлюбленной (она тоже приехала к морю, чтобы найти пропавшего героя) возвращается в родной город. И хотя в вагоне толкотня, теснота, духота, Гена захлебывается от счастья: «Впереди его ждут радости и огорчения, выговоры и премии, смех и слезы. Впере­ ди —жизнь!» Оставим пока в стороне юмористико-сати­ рические достоинства этого «эксцентриче­ ского» рассказа, а обратим внимание на сам принцип, по которому он сочинен. Им. Левин, описывая своего героя в период его зенита славы и удач, замечает: «Он чувст­ вовал себя вешалкой, на которую судьба вешает свои тяжелые праздничные одеж­ ды». Не знаю, сознательно или нет, но автор очень точно определил в одной фразе тот «принцип конструирования», ко­ торый лежит в основе очень многих юмо­ ристических творений наших дней и по ко­ торому «сделан» «Неудачник» самого Им. Левина. Действительно, герои большинства юмористических рассказов не что иное, как безропотная вешалка, куда можно на­ цепить и напялить сколько угодно и каких угодно нелепостей, несуразиц и небылиц. Причем, не в герое, не в осуждении каких- либо общественно-вредных явлений, а, как правило, именно в этих нелепостях и кроет­ ся вся юмористическая «соль» рассказа, что нам весьма показательно и продемонстри­ ровал Им. Левин своим «рассказом без вся­ кой фантастики». Правда, в его рассказе, наряду с чистой «эксцентрикой», есть и «серьезная», поучительная сентенция, выра­ женная с прозрачностью намека примерно­ го мужа в день 8 марта и с категорично­ стью автодорожного знака. Жизнь не может быть только из одних роз, и нельзя построить настоящего счастья на незаслуженных благах,—утверждает ав­ тор концовкой рассказа. Однако стоило ли ради этой крохотной моральки, разъяснен­ ной, разжеванной, перепетой в стольких произведениях самых различных жанров (от романа до пословицы), — накручивать такую «ленту» невероятных происшествий и парадоксов? Или, как метко сказал один из юмористов, стоило ли ради одной фра­ зы сочинять целый рассказ. Приведенных примеров, видимо, доста­ точно, чтобы сделать некоторые выводы. Всем известно, что шутка, повторенная дважды, перестает быть остротой: повто- ренье —мать ученья, но злая мачеха для юмористики. Так почему же, хочется спро­ сить наших уважаемых мастеров смеха — почему они так упорно «эксплуатируют» один и тот же прием, почему строят боль­ шинство своих рассказов по одному излюб­ ленному принципу? Ведь и художественный прием, даже удачно найденный, но ис­ пользуемый несчетное число раз, тоже на­ чинает уподобляться плохой шутке и, в кон­ це концов, обесценивается. И не наблюдаем ли мы уже своеобразную «инфляцию» юмо­ ристического рассказа в современной лите­ ратуре? Ц если наш «легкий жанр» действитель­ но страдает тяжелым недугом шаблона и трафаретности, то пора, наверно, со всей серьезностью относиться к этому «заболе­ ванию» и поставить вопрос: Где же выход! Для начала хочу задать один «крамоль­ ный» вопрос: можем ли мы, допустим, пред­ ставить гоголевского Ивана Никифоровича на месте чеховского унтера Пришибеева, или героя зощенковской «Бани» вместо че­ ловека в футляре? Думаю, ответ здесь мо­ жет быть только один — произвести такую перестановку никак невозможно. И дело во­ все не в солидной «дистанции времени», ле­ жащей между этими шедеврами русской юмористики, а в том, что каждый из наз­ ванных героев действует только в своей, «типической» для него ситуации. Более то­ го —комическая ситуация в каждом из упомянутых произведений в о з н и к а е т вследст вие характ ера гер о я , определяется свойствами его натуры, его «нравственной физиономией». Героев же всех при­ веденных выше рассказов современных юмористов можно перемещать, тасовать и переставлять как угодно и сколь­ ко угодно, буквально —как в алгебраиче­ ской задаче: найти число перестановок из т элементов по п. Здесь, я полагаю, впол­ не уместно подчеркнуть принципиальную разницу между юмористикой наших клас­ сиков и юмористикой наших современников. Почти в каждом юмористическом и сатири­ ческом творении Гоголя, Щедрина, Чехова, в большинстве рассказов Зощенко, Авер­ ченко, Ильфа и Петрова создавался прежде всего характер, тип, который и составлял юмористическое «зерно» рассказа и являл­ ся его украшением. «Комедия характе­ ров» — вот главный принцип русской клас­ сической юмористики, которой всегда чуж­ ды были дешевые трюки и зубоскальство. Совершенно очевидно, что эта традиция