Сибирские огни, 1973, №3

из издательств «Советский писател,ь», «Советская Россия», «Московский рабочий», сколько получал он писем от своих читателей, на которые отвечал без замедления!.. Его просторный кабинет в доме на Ломоносовском проспекте постоянно являл кар тину напряженной работы: оба стола — и письменный, на котором, среди других суве ниров, стоял портрет В. Правдухина, и «околодиванный» — тонули в бумагах и книгах, а хозяин озабоченно шуршал и шуршал страницами рукописей, строчил рецензии ил ответы на письма, то и дело отрывался на телефонные звонки... — Как только хватает вас на такой труд? — спрашивал я иногда. Ефим Николаевич устало (но и довольно) расправлял широкие плечи, будто согну тые под непомерным грузом, и бодро отвечал: —Тяжеленько, конечно, но ведь этот труд — как живая вода: и волнует, и подни мает дух, и дает глубокое удовлетворение. Ведь все это — для литературы, а литера- тура — наше общее дело: она обязывает нас, как присяга — солдата. Он поднимался, легко и молодо, походкой охотника или гвардейца, прохаживался по кабинету среди тяжелых книжных шкафов из смуглого дерева, останавливался пе ред чудесным портретом Льва Толстого (редкостная, увеличенная фотография, никогда не появлявшаяся в печати). — Никому из нас никогда не дорасти до него,»-говорил он,— но учиться у Льва наша святая обязанность. Это был такой подвижник литературы, который дал нам пример, и завет Настоящего труда. Ефим Николаевич переводил глаза на голову могучего, увенчанного литыми рога- ми лося, на первобытно-грозного, клыкастого кабана, на чучела уток и гусей — и ли- цо его становилось совсем юношеским, а глаза детскими: словно он видел себя на охо те, где-нибудь в пойме Иртыша или в тишине родных алтайских гор. Он мягко улыбался: — Знаете, мечты и воспоминания об охоте, которые постоянно живут в глубине на­ шей бродяжьей души, дают дополнительную энергию и зарядку в работе. Только пред­ ставишь, что через какой-то срок окажешься на охоте, на вольной волюшке, и снова забурлят силы... а сил пока хватает... — Есть еще порох в по.роховницах? — Есть, хотя и не столько, как у Тараса Бульбы. В разговор опять и опять врывались телефонные звонки: приглашали то на заседа­ ние издательства или редколлегии журнала, то на открытие выставки знакомого ху­ дожника. Звонили нередко и авторы рукописей: один просил совета, другой, приехав- ший из Сибири, хотел бы встретиться для разговора «по душам». Пермитин разводил руками. • Вот чуть ли не каждый день так — то одно, то другое. На заседание не пойти нельзя — надо поддержать роман одного молодого писателя, не принять автора тоже нельзя: ободрение и дружеская помощь — великое дело... а я всегда воображаю на ме­ сте таких авторов себя — в молодости... Только вот времени уж очень много уходит на все это, а оно — дорого, ух, как дорого... И действительно, на собрания и заседания, на рецензирование и редактирова­ ние целиком уходило «побочное» время Пермитина, поскольку основное его время уде­ лялось художественному творчеству, заполнявшему жизнь, придававшему ей смысл, радость, счастье. Еще во второй половине сороковых годов Пермитин начал работу над романом «Горные орлы», в основу которого легли его прежние книги — «Капкан», «Враг» и «Любовь». Многое здесь подверглось переосмысливанию, уточнению, расширению и углублению, в результате получилось подлинно'монументальное произведение о жизни народа на крутых этапах революции, подкупающее безупречной правдой современности и ее великолепным художественным отображением Любовь Селифона к Марине показа­ на с такой психологической убедительностью, которая свойственна лучшим образцам советской классики. Язык, очищенный в этом романе от излишней узорности и местных «речений», стал удивительно свободным и легким.