Сибирские огни, 1973, №3

— Каждый настоящий охотник в душе должен быть поэтом, — скромно соглашал­ ся Пермитин. Пермитина в нашем писательском кругу любили и ценили и за его «экзотичность», и за радушие, и за взыскательную честность в дружбе, и за принципиальность, и за его литературный талант, набиравший дальнейшую силу, и за его умелое руководство в совместных охотничьих поездках. Поездки устраивались обычно дважды в год, весной и осенью, на утиные и гусиные перелеты, — то на сибирское озеро Чаны, в Барабинской степи, то в Астрахань, в устье Волги. Недели за две до выезда прекращалась всякая литературная работа, рукописи поступали в «маринад», пишущая машинка одевалась футляром, до зеркального пламе­ ни продирались стволы ружей, с волнением снаряжались патроны, хлопотливо закупа­ лись продукты, пышно разбухали рюкзаки и сумки, заполночь перезванивались телефо­ ны. А потом, в некоторый счастливейший день, поезд уносил охотников в весеннюю или осеннюю ночь, навевал — стуком колес и зеленым блеском семафоров — тревожно­ радостные молодые сны, овевал, от рассвета до заката, запахом вольных полей, нив, степных раздолий, чаровал глаза то апрельской синевой, то багрянцем октября,— кра­ сотой вечной, непреходящей жизни, упоительной радости охоты... С неподражаемым описанием одной из таких охот на гусей читатели знакомятся в той же «Поэме о лесах», а еще — в рассказе В Правдухина «На гусином займище», где дан оригинальный портрет Пермитина на охотничьем привале. «Басов, директор Сибкрайиздата, лихо откалывает плясовую на гребне. Ефимий, увешанный гусями, ска­ чет вдохновенно вокруг костра. Пляшет он так же жадно, как охотничает. Вот он по­ шел под собственную песню: «Дзинь-бом, дзинь бом, слышен звон кандальный». За­ унывный мотив каторжной сибирской песни в его исполнении звучит отчаяньем краси­ вого веселья. Ефимий с плавной выразительностью носится вокруг огня, обволакивае­ мый дымом, раскинув сильные руки в стороны... От лирического грустного танца .снова переходит в лихой пляс, звучно топая ногами по волглой весенней земле»... Пермитин, в свою очередь, создал превосходный портрет Правдухина — в воспоми­ наниях о нем (в книге «Охотничье сердце»), У Пермитина с Правдухиным были особо теплые и близкие отношения, с оттенком трогательной и заботливой нежности. Их связывали и одинаковые литературные воз­ зрения, и схожесть юношеских лет, — Правдухин тоже был сельским учителем, ин­ теллигентом из народа, — и воспоминания 'о Сибири времен гражданской войны, и не­ уемно-огненная охотничья страсть. Верные друзья в жизни и литературе, на охоте они становились, однако, упорными соперниками, непрерывно соревнуясь в стрельбе. Прав­ духин, как и Пермитин, тоже стрелял почти без промаха, но, поскольку Ефим Николае­ вич считался в Сибири королем выстрела, он никак не мог допустить, чтобы кто-ни­ будь «обстрелял» его — хотя бы и один из самых лучших друзей. Бывало, что Прав­ духин и обстреливал, но Пермитин — на следующей охоте — непременно догонял его, а потом и «вырывался» вперед на один-два «очка». Дело, разумеется, не обходилось без взаимных охотничьих колкостей и упреков, укоров и оправданий, но на привале все это мгновенно забывалось и покрывалось раздольной песней во славу любимой охоты. Очень любил еще Пермитин Алексея Силыча Новикова-Прибоя, которого, впрочем, нельзя было не любить: редкостной души был этот простонародно-мудрый человек, храбрый цусимский матрос, ставший потом замечательным писателем. Как и все друзья и близкие, Пермитин называл Новикова-Прибоя просто «Силыч», и это слово в любых писательских устах отзывалось родственной теплотой. Именно с такой родственной теп­ лотой обрисовал он Силыча в отличном рассказе «В костромских разливах»—на утино­ гусиной охоте в «мазаевских» местах, где охотился когда-то Некрасов. Более живого образа Силыча я не знаю в нашей мемуаристике. Пермитин, любивший все монументальное и в жизни, в в искусстве, с иронической улыбкой относился к нашим подмосковным охотам, и если и ездил, то лишь на тягу вальдшнепов — очень любил, по традициям Толстого, Тургенева и Левитана, эту ми­ лую охоту-прогулку в зацветающем весеннем лесу, на свежем и розовом закате.