Сибирские огни, 1973, №2

Ушел в каюту и Гурин. Но спал он недолго, и рассвет встретил на палубе. В легком туманце он видел протоки, острова, а на берегах тем­ ные сосны, с желтыми прядями берез. И он вдруг почувствовал себя вроде бы счастливым. День его был наполнен осенней Обью, запахами тальника, одино­ чеством, холодноватым октябрьским солнцем, душевной тишиной и по­ коем. Теплоход приставал к буксирам, к земснарядам, к плавбазам, и ребята слушали Гурина, смотрели фильмы. Теплоход плыл все дальше и дальше на север... Хорошо из теплой каюты смотреть в окно на пу­ стынные берега, на обскую тальниковую осень и видеть невидимое — ветер, который принимал образ стелющейся, засохшей травы и тревож­ но бьющихся последних листьев. Ветер был желто-бурого цвета... И Гу­ рин писал об этом в своем блокноте. Да-а... Чего уж скрывать,— не исполнилось то, о чем всю жизнь мечталось... Если бы студенты узнали, что их любимый преподаватель литерату­ ры, тайком, ночами пишет стихи,— то-то бы они удивились. И может быть, даже посмеялись бы, заподозрив его в сентиментальности, а то и в графомании. А для него ничего не было дороже поэзии. Вот это он не скрывал от своих ученйков. Но то, что в молодости он издал в Бар­ науле свой первый и единственный сборничек стихов, об этом он стыд­ ливо помалкивал. Сборничек этот состоял из довольно милых, певучих и гладеньких стишков. Но все они говорили уже о сказанном, перепевали уже спе­ тое. Боже мой, как он потом, вернувшись с фронта, стыдился их. И пришлось ему без всяких обиняков, жестоко сказать самому себе, что нет у него таланта, а есть просто способности. А у кого их нет, способ- ностей-то, в наш век? Поэзия же требует, по крайней мере, хотя бы да­ рования. ' Это было крушением. Легко ли отбросить единственную, прошед­ шую через всю его жизнь, мечту? А у него хватило мужества. Безволи­ ем он, к счастью, не страдал. Но влюбленность в поэзию не выпустила его из мира литературы, и он стал преподавателем. Иногда приходилось не очень-то весело под­ шучивать над собой: ничего, мол, не падай духом, сам Белинский вон тоже хотел стать драматургом, а стал критиком... Подшучивать-то он подшучивал, а писать не бросал. Для себя, ко­ нечно. Но теперь он писал стихи в прозе... Когда стемнело, причалили у берега к барже с горой угля. Команда таскала его ведрами и ссыпала в люк. Николай носился, как бес, хохотал, веселил всех немудреными шутками. На другом далеком берегу переливалась россыпь колпашевских огней. Четко виднелся из-за дали маленький дебаркадер с рядами сияющих окошек. Там поджидал свой теплоход капитан Шляхов. Он по делам задержался в Новосибирске и сейчас, наверное, уже прилетел в Колпашево. На реке виднелись суда в зеленых, рубиновых, белых огнях. А над самой землей протянулась бесконечно длинная, закатно-красная щель. Гурину казалось, что она пылает над другими материками, так она была далека. Пронзительно тревожная, отрешенная от человече­ ской жизни, говорящая о каких-то мертвых, ледяных, северных далях, она повергала Гурина в отчаяние. Ему казалось, что в той суровости жить невозможно, а он плыл туда, к этой щели, к дымящимся тучам над ней. Точно его насильно увозили туда на веки вечные...