Сибирские огни, 1973, №2
— Ну-ка,— спрашивал я,— каких ты знаешь известных ученых? — Ученых,— немедленно отвечал робот.— Толченых. Крученых. Верченых. Этого было достаточно для того, чтобы заключить,— я все делаю правильно, только не те винты кручу. И я повторял то же с другой па рой винтов, получал аналогичный результат и переходил к следующим рукояткам. — Послушай, зачем тебе крутить? — предложила Надежда.— Си ди спокойно в кресле. Я буду тебе нести чепуху в рифму. А, Юрков? Я не ответил — и постучал по крышке приборной секции робота. Она была запломбирована. Вздохнув, я взялся за отвертку. — Что ты делаешь? — закричала Надя.— Ты понимаешь, что ты собираешься сделать? Потом всю жизнь будешь выплачивать его стои мость! Она выхватила из моей руки отвертку. Я еще поводил пальцем по схеме... Потом решил посмотреть его ленту,— что он там насчитал, по ка работал с нашими старичками. Сначала все шло нормально. Он обучался и переходил уже к тем задачам, ради которых мы его и купили. А потом — сбой. И какой-то странный, словно совсем иная задача. Ни с того ни с сего он вдруг пе реходил с восьмеричной системы на двоичную, затем — после длинных столбцов единиц и нулей — выдавал подряд несколько уравнений ре грессии и шпарил свою абракадабру дальше... Но недолго. Затем сле довал окончательный выход из строя — автомат выдавал сплошные ко лонки нулей. Нули — и только. Но если до этого он еще что-то решал, хоть и непонятно что и непонятно каким образом, то здесь уж он про сто, можно сказать, сошел с ума, и точка. Предохранители Барренса, разумеется, не сработали, не уберегли робота; они и не должны срабо тать,— ведь мы их закоротили. Одним махом я сбил пломбу. Надежда ахнула. Но теперь ей оста валось только помогать мне. Мы сняли крышку приборной секции... Ну, там было такое богат ство винтов, ручек и рукояток! Но теперь я решил руководствоваться не только интуицией, но еще и здравым смыслом. Может быть, именно это и дало положительные результаты. Установив, наконец, от каких цепей зависит устойчивость робота, я закрутил нужные регулировочные рукоятки до предела. 77-48А сделался столь уравновешенным и спокойным, что теперь его ничем нельзя было вывести из себя. Мы задали ему десятка два контрольных вопросов — он быстро и правильно отвечал. Мы попросили его приготовить ужин — и он прекрасно накор мил нас. Довольные и сытые, мы сидели рядышком и придумывали новые испытания для робота. — Что ж ты, дорогой, перестал говорить складно? — спросила На дя.— Прочти-ка нам стихотворение! — «Люблю грозу в начале мая,— начал 77-48А,— когда весенний первый гром...» Это был личный подарок Фревиля,— так сказать, номер сверх программы, добавка к обязательному ассортименту. — А теперь назови нам, все-таки, имена известных ученых! — Фревиль,— сказал робот и запнулся. Других он не знал. Это
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2