Сибирские огни, 1973, №2

Я был вне себя. Разрядился я, устроив грандиозный скандал Арману (он, разумеет­ ся, пришел ко мне, держа в руках тетрадку для черновиков, дабы пока­ зать, что он тут трудится в поте лица, пока шефа нет; он всегда вел свои черновики в тонких тетрадях в клетку). Арман явно скрывал что-то нас­ чет седьмой работы. Спустя пять минут я позвонил секретарше и осведомился, принес ли Арман нашу заявку. Принес,— ответила она, выбрав для этого самый задушевный свой тон,— на шесть работ... Оставалось сообщить Высокому Начальству. В ответ я услышал от него отнюдь не обрадовавшее меня известие о том, что на меня возложе­ но ответственное поручение — поехать в Тальменус, на ферму, прочесть научно-популярную лекцию (в соответствии с планом культурного обме­ на с международными организациями)... Я решил, что не поеду. Потом отправился на укол... Сидя в очереди в процедурный кабинет, начал читать очерк о Станции: «Здесь возникают блестящие теории и безумно смелые идеи. Мне кажется, что обитателям Станции странно видеть даже, скажем, лампу на обычном ее, законном месте; лампы в их комнатах перемещаются в самые неожиданные положения. Обыденность, приземленность, привыч­ ный порядок вещей — не для тех, кто живет на Станции. Так важно сохранить дар внутренней сосредоточенности. Люди здесь погружены в себя. Они заняты таинством, рождающимся в еже­ минутном невидимом познании неизведанного. Здесь происходит чудо. Попробуйте обычным умом постичь постулаты Юркова — Фревиля! Вспоминаются библейские предания... Вот они спорят — молодые сотрудники Станции. Их реплики зву­ чат как откровения. — Да любой творческий процесс может быть формализован, выра­ жен математически... — Как, как? Никто всерьез не верит, что фревилевский рифмоплет заменит Блока и Пушкина! Пытаясь, насколько это возможно, вникнуть в их разговоры, я сле­ дил за удивительными доказательствами, прикрытыми улыбкой, и улыб­ ками, за которыми таились еще не высказанные доказательства». 2 . Рассказывает Юрков — Надя! Надюха! Никакой реакции. Я закричал снова: — Надя! Надя! Надюха! И вот, наконец, она откликнулась. Затем я услышал, как спускается лифт, и ее шаги в туннеле, — вся наша Станция была прорезана туннелями,— и, наконец, мой сотрудник, моя помощница, моя Надя подошла и, как всегда, стала заглядывать мне в глаза,— снизу вверх. Она нравилась мне, и ничего предосуди­ тельного я в этом, — в том, что она мне нравится, — не видел. Да, она работала у меня,— ну и что с того? Не будем формалистами! Тем более, что — мне это было известно — и она относилась ко мне так хорошо, как... Ну, хватит.