Сибирские огни, 1973, №2

Утром, когда Гурин проснулся с тяжелой головой и увидел этот лис­ ток, он сморщился. — М-м-м! К чему эта декламация? — Он уже хотел изорвать напи­ санное, но тут же подумал: «Но ведь это же все правда!» и хмуро сунул листок под книгу. Вспоминая выпивку с капитаном, он опять чуть не застонал. «Нашел с кем откровенничать! Проклятая стариковская болтливость!» Он даже стукнул кулаком по столу... Перед вечером пришвартовались у Парабели. Рядом с теплоходом стоял буксир с баржой; на барже целый горный хребет песку и гальки. Среди серой Оби снежные мели. А далеко-далеко, над самой землей, оранжевые, сиреневые, желтые полосы вечерней зари. И эта заря кажет­ ся Гурину холодной, дикой, из иных миров. А на другой стороне неба, то­ же над самой землей, затуманенная багрово-желтая луна. «А ведь по ней сейчас ползает наш луноход»,— подумал Гурин. По берегу, по снегу бегали мальчишки, глазели на подплывший теп­ лоход. С высоты, по тропе спустилась женщина с коромыслом на плечах. Она в красном полушалке, в телогрейке, в сапогах. Забрела в реку, не снимая коромысла, зачерпнула воды и пошла в гору. Все, как сто лет назад. И избы, и баба эта с коромыслом, и мальчишки с мокрыми и крас­ ными носами, и свинцовая Обь в белых берегах. Вдоль угрюмого бере­ г а— лодки, катера, моторки. Мужики в резиновых сапогах бродят в ле­ дяной воде. Ветер порывами стелется по ней, сметает к берегу рябь. Трое остяков на каком-то чумазом катеришке роются в корзине, предлагают мужикам рыбу за водку. На таких желто-черных катеришках с черными от копоти флагами, с единственной каютой в трюме только водку и пить. Вдали эстакада,— по ней, наверное, летом спускают бревна. На вы­ соком берегу какие-то сараи, рубленые амбары, кучи бревен. Север! Все сурово, угрюмо. Баржонка коченеет у берега, а вон какие-то суденышки вытащены подальше от воды, должно быть, уже на зимовку. И на теплоходе всюду снежок и лед, того и гляди — упадешь. Палу­ ба в снегу, и в подвешенной шлюпке снежок. Сырой флаг застыл, гремит на ветру. Свертки канатов обледенели; сходни, поручни, кнехты — все подернулось ледяной пленкой. Всюду на теплоходе свисают сосульки, точно не осень, а весна на земле. Гурин по трапу спустился на берег. Ветер холодный, резиново-упру­ гий толкал в спину. Под металлическое днище теплохода сочно хлопают волны. Когда-то, вечность назад, он сходил на этот берег в толпе актеров и шел к клубу. И все они жили тогда в школе, играли спектакли... Где они теперь, все эти свидетели его унижения? Сколько их уцелело? Надо бы ему сейчас вспоминать о молодости и любви, вспоминать с благодарной, светлой печалью, но их так унизили тогда, что сейчас, да­ же через толщу времени, проступало в душе всего лишь смутное отвра­ щение к ним... За двадцать дней на теплоходе он до того засиделся, что тело его уже бунтовало, требовало движений, усилий, и поэтому он не взошел, а взбежал на высокий берег. И там увидел большое село. В домах тре­ щали печи, из труб валили дымки, сияли окна, пахло похлебкой... Ну, здесь еще можно жить. Но уж этот суровый мир берега,— не дай бог! Гурин бродил по пустынным улицам, среди бревенчатых изб, не уз­ навая ни одного места, ни одного уголка. Под ногами хрустели лужи, застекленные морозцем. Снежок лежал пушистыми шапками на вилках