Сибирские огни, 1973, №2

руками, пятилась назад в строй и кричала: «За что ты меня? Я сына нашла, а ты бьешь». Женское отделение Биркенау было распо­ ложено еще ближе, чем наше, к газовым камерам и крематориям. Вид квадратных труб и зловонный дым действовали' угне­ тающе. Сорок пять тысяч женщин, обречен­ ных на гибель, ежедневно смотрели на страшное заведение и думали о своей уча­ сти— не сегодня, тан завтра каждой из них придется там погибать. —- Каждый день цш видели, как людей вели в газовые камеры,— рассказывала Ан­ на Павловна.—Мы кричали: «Вас ведут на смерть. Сопротивляйтесь!» Нам не верили... Вскоре Аню перевели в лагерь «А» — детский блок. Здесь трехэтажные нары ока­ зались до отказа забиты женщинами с детьми и беременными. Крик, писк детей, брань —даже голоса своего нельзя услы­ шать. Тяжелая духота, сплошная вонь. Бло­ ковая, командуя, надрывала горло. Приняв Аню, она посмотрела, куда бы ее опреде­ лить, и на верхних нарах толкнула беремен­ ную, приказав потесниться. Разговорились они ночью, когда улегся шум. Познакомились. Соседка назвалась Наташей Вериженко из села Бабий Покати- ловского района Харьковской области, где работала продавцом. Дома остались отец- инвалид, мать и сестра. В Вене Наташу продали хозяйке прачечной. Там она позна­ комилась с русским парнем Николаем. Они поженились. Потом Николай организовал небольшой отряд. Он совершил несколько диверсий. Когда гестаповцы схватили его, сразу же нагрянули к Наташе с обыском — она не успела ни спрятать пистолет, ни вос­ пользоваться им. В детском блоке, в отличие от всех секто­ ров Биркенау, женщин кормили только ов­ сяной кашей. Одних от нее тошнило, дру­ гим она в горло не лезла. Аня ела с аппети­ том и даже быстро окрепла. Чувство мате­ ринства роднило узниц, объединяло их в борьбе за жизнь детей. Через несколько дней Аня уже хорошо знала всех, кто жил с ней рядом,— на нижних нарах, на верх­ них, с одной стороны и с другой. На всю жизнь запомнилась ей рыжеватая, с веснуш­ ками полька Паша, худющая тридцатипяти­ летняя пани Квятковская, украинка Галя, пожилая белорусская партизанка Анна Ва­ сильевна Кулешова. Через проход напротив они видели, как мучается в этом аду молодая еврейка — дочь банкира и жена американского фабри­ канта: она приехала во Францию и во вре­ мя облавы попала в руки гестаповцев. Как только наступали родовые схватки, евреек уводили в ревир, и оттуда редко кто возвращался назад. ■— Для чего нас держат? — в первые же дни стала допытываться у соседок Аня. — Ждут, кто двойню родит,— пояснила одна из женщин.— Над близнецами Менге- ле опыты проводит. Да и одиночек тоже забирают. Вот родишь и будешь растить до года, а потом деточку у тебя отымут, и ста­ нет он подопытным кроликом... По-другому стала Аия смотреть на детей, которых баюкали, нянчили, кормили гру­ дью, лобызали, жили ими несчастные мате­ ри. Пайки свои не съедали—меняли на пе­ ленки. Малышек негде было купать, мокрые тряпки из-под них сушили на своем теле — на улице развешивать что-либо категориче­ ски запрещалось. И все-таки матери держали в руках то, что делало их счастливыми. Но за это сча­ стье предстояла мучительная расплата: ов­ сянка имела свою цену. Ребенок поднялся на ноги, сделал первые шаги — у матери вместо радостного восторга мучительный стон из груди: как уберечь дитя, как спря­ тать от всевидящего ока менгелевских док­ торов? Первой слезы за судьбу сына пролила Матрена, живущая рядом с Аней: ее Пете исполнилось девять месяцев. Горюет Вера Москалева о дочке Гале, Таня Фурсевич — о своем Феде, Феня Урбан — о Шурочке. А Катя Шаденко и полька Ганка, что спят на нижних нарах, совсем потеряли покой: их сыновьям Вове и Владику уже по году, и матери всячески скрывают их возраст. Однажды Аня, воспользовавшись отсут­ ствием блоковой, которую все звали в на­ смешку Ангелом, вышла из барака. За проволокой увидела плотную толпу детей в возрасте от трех до одиннадцати лет. Худые, голодные. Они просили есть, но никто им ничего не давал. В другой сторо­ не эсэсовцы ловили евреек и бросали в машину. Женщины спрыгивали —пятеро фрицев никак не могли справиться. Тогда двое остались возле кузова и били дубин­ кой каждую, кто лез к борту машины. Трое гонялись за узницами. Одну застре­ лили. Удар по уху чуть не сшиб Аню с ног: это блоковая подлетела и погнала ее в барак. Оказывается, если смотреть на по­ добные зрелища, то ребенок родится не­ нормальным, а такие дети не пригодны для опытов. 15 октября 1944 года у Ани начались схватки. Сползла с нар, кбе-как добралась до вашраума, где лежали трупы взрослых и детей. Здесь боли скрутили ее так, что она не могла стоять. У нее родился сын — нормальный, здоровый ребенок. Прибежа­ ли акушерки — полячки Руфима и Лещин­ ская, оказали помощь, отнесли на нары ре­ бенка, потом Аню. Утром Таня Фурсевич наклонилась над ней: «Ну, как делишки? Все нормально? Где твой богатырь?.. Ах, ему пупок не перетянули!» Схватила крас­ ное тельце, унесла куда-то. Вернулась быстро: «Теперь порядочек, уцелеет твоя радость и печаль!» Оказывается, акушерки умышленно не перевязали пупок, чтобы ребенок не жил долго: Аню жалели. Сама же Аня жаждала сохранить сына.