Сибирские огни, 1973, №2
три золотые нашивки и штурвал, перекрещенный якорем, на формен ной фуражке в лавровых ветвях тоже штурвал с якорем. Костя —ще голь, он гордится этой формой. Брючки у него отутюжены, ботинки —• надраены. Чернявый, худущий Костя еще не бреется: на губе его чер неет лишь пушок. Ведет он себя на судне как у матери: капризнича е т— супы и щи не ест, капусту, сало, жареный лук, мясо с жирком не выносит. Повариха, Анна Филаретовна, варит ему только кашу, кар тошку да компот. Гурин слышит сейчас, как она ругает его: — Ирод! Околеешь ведь! Подумаешь, прынц какой — от рыбы нос воротит. Я тебе не мать, вот как тресну по лбу поварешкой! Поди, из мучил ее, привереда. — У нашего Кости кожа да кости,— закричал рулевой моторист Ванюшка Чесноков. Костя бросился на него, и они схватились бороться. Так они целые дни задираются и барахтаются, как щенки. Они живут в одной каюте. Ванюшка чуть старше своего дружка. Небольшого роста, Ванюшка весь какой-то округленный. Фигура его не плоская, а круглая, с выпуклой грудью и с выпуклой спиной. И ноги в узеньких брюках круглые, как водосточные трубы, и голова, как арбуз, с циркульно очерченным круглым лицом, а на этом лице блинообразная добрейшая улыбка. —• Я придавлю тебя, как муху,'—Ванюшка охватил и приподнял Костю. Все захохотали. Дело в том, что у Кости была странная фами лия —Муха. Он уверял всех, что он не Муха, а Муха, но никто ему не верил. И он злился до того, что готов был драться. — Вот будешь в еде рыться, так и останешься квелой мухой,— напирала на него Анна Филаретовна. Поварих речники зовут «поварешками». «Поварешка» Анна Фила ретовна — упругая, полная. Сдобные щеки ее румяны, коричневые гла за сладко-веселые, а зубы белы и молоды. Анна Филаретовна любит волю. Дома ей не сидится, не живется. Все ей не по нраву. Старуха мать с норовом, дочка «то и дело в кап- рыз ударяется», болтливая внучка надоела хуже горькой редьки, на пьющего зятя глаза бы не смотрели. Непокорная, ревниво охраняю щая свою вольную волюшку, она, как только открывалась навигация, брала потрепанный чемодан, звонкую старинную гитару с пышным алым бантом и отправлялась на теплоход. Здесь она полгода была сама себе хозяйкой, плыла и плыла. Воз ни на кухне, конечно, хватало. Попробуй-ка накормить восемь про жорливых гавриков из команды, да еще киномеханика, да лектора; а иногда вваливалась на теплоход и шумная гоп-компания из самодея тельности. За день-то натопчешься у газовой плиты. Зато уж вечером Анна Филаретовна отдыхала в свое удовольствие. Она закрывалась в маленькой, уютной каютке, облачалась в мягчай ший байковый халат с черными цветами по ярко оранжевому фону, медленно, смакуя высасывала стаканчик сладенького кагора, брала ги- тарку и, полулежа на кровати, принималась задумчиво перебирать звонкие струны, глядя в окошко. Уж очень по сердцу ей была осенняя Обь-матушка, когда на ней сгущались сумерки. А вот скоро присыплет ее берега снежком, и будут смотреть из белого желтые пятна песков... На гитаре играла Анна Филаретовна с детства, именно играла, а не тренькала, бестолково мотая пальцами над струнами, как делает
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2