Сибирские огни, 1973, №2

чилось, что однажды она осталась у него на всю ночь, а утром они вместе пришли к ней домой, и он, немного робея, но твердо заявил, что они любят друг друга и поженятся. Как не хотелось ему тогда уезжать в Москву! Он писал ей письма на лекциях, а весной по вечерам ходил скучать на канал с высокими ярко-зелеными берегами. Все было прекрасно... но Ольга далеко, и не давало покоя, томило что-то похожее на ревность. А теперь... Куда все девалось?.. Милютин осторожно поднялся, сдернул с кровати подушку и подло­ жил дочери под голову. Танюшка сморщила нос, чмокнула несколько раз губами, но не проснулась. «Куда бы сходить сегодня? — размышлял он, стоя у окна.— Ссора ведь будет. Не обойдется так. А явиться попоз­ же, сразу на боковую — и нормально». Ольга за его спиной прошла несколько раз по комнате и сказала: — Шел бы ты куда-нибудь. Я сейчас пол начну мыть, прибирать: мешать хоть не будешь. Милютин ушам своим не поверил. Стоит ему задержаться где- нибудь в селе, она, бедная, вся изведется и встречает так, словно уж и не чаяла, что вернется муж. А когда в прошлую субботу он со скуки заикнулся об охоте, она побледнела вся, будто он сказал, что хочет застрелиться,— и, хлюпая носом, убежала на кухню. Оказалось, ей уж кто-то напел, что, пока он соберется, для вида, на охоту, его шофер, Яшка-баламут, купит вина, насадит в автоклуб девок и будет ждать своего «шефа» за селом, чтобы двинуть куда-нибудь на лесное озеро развлекаться. Он повернулся и спросил с надеждой: — Так я пойду, поброжу по болотам? *— На охоту, что ли? — Да похожу немного с ружьем, развеюсь... Вот на чем бы уехать: пешком пока дойду, стемнеет. Ольга постояла немного в раздумье и неожиданно подсказала: — Ленька, наверное, мотоцикл направил. Я в магазин ходила, он там по центру пластался. — Так ты не против? —для верности переспросил Милютин. Ольга чуть пожала плечами: — Да мне что, иди... Мешать хоть не будешь. Милютин сразу ожил, кинулся в коридорчик, вытащил на свет божий немытые с весны сапоги, старые брюки — и хотел было одеваться, но подумал: «Ружье надо принести и с Ленькой договориться. А то зря только проканителюсь». Пашку он застал дома, наткнулся на него в полутемных сенях. — Привет! — бодро сказал Милютин. — Здорово, братка,— мрачно ответил Пашка,— проходи в избу,— Его грязное, небритое лицо — только что, видно, с работы — было очень взволновано. — Ты что такой? — Несчастье у нас, братка,— расстроенно объяснил Пашка.— Пар­ нишку, понимаешь, к теще отвезли, а сегодня письмо: заболел он там. А как щас туда поедешь? Теперь только завтра... Да ты заходи, я умо­ юсь пока. В прихожей у стола сидела Пашкина жена и плакала над письмом. Милютин с ней поздоровался, она ему кивнула и продолжала плакать. Через минуту вошел Пашка и раздраженно крикнул с порога: — Чего разнюнилась? Слез твоих не видали, да? Дай-ка полотенце.