Сибирские огни, 1973, №2
выцеливал кого-то на экране. К парню этому с двух сторон липли ка кие-то раздерганные одноликие недоростки. Они никого не боялись, говорили громко и матерились отборным матом. Выходило у них не горько и не солено, как у мужиков,— а грязно. Я тихонько толкнул Толика. — Глянь-ка... за моей спиной... Он глянул и сразу изменился в лице, плотно сжал губы и, уста вившись в пол, пробормотал: — Мда... шуточки-игрушечки. А на душе у меня... Нет, я не боялся, что парень будет стрелять, не боялся, что они мне, вернее, нам, что-то сделают. Просто... Мы должны были что-то сделать; обязательно что-то предпринять. Ведь Толика многие знают здесь, и меня кто-нибудь да видел в райкоме или в райисполкоме. Мы же районные представители. Представители советской власти. А в клубе хулиган с обрезом. Если б мы были мили ционерами, в форме; или хотя бы просто постарше,— можно было бы подойти и потребовать: «Дай-ка, приятель, эту игрушку, не балуй». Но мы — обыкновенные парни, может, даже его ровесники, просто «чужаки». Да, требовать смешно и бессмысленно. Значит,— обыкновенная драка? Не совсем, правда, . обыкновенная. Сколько их там? Человек семь-восемь... Ну, допустим, обрез не заряжен; а что у них еще в кар манах: ведь такие не ходят с пустыми руками. Значит, есть шансы вообще не выбраться... Господи, как глупо. У меня мурашки пошли по коже. Я стиснул зубы — надо было взять себя в руки — и тихо, стара ясь, чтобы голос вышел потверже и спокойнее, сказал Толику на ухо: — Надо отнять эту игрушку... ты понимаешь? Толик закусил губу и молча кивнул. Я стал внимательно слушать, не скажет ли кто-нибудь сзади: «Петьк, там тип какой-то с райисполкома сидит, и с ним еще один». Все! Больше ничего не надо! Тогда бы мы смело нажали на них. Я вы рос в деревне и знаю начальственную силу слов — «райком» и «рай исполком». Но ничего подобного я не услышал... «Что же делать?.. Надо же что-то делать... Нет, ничего нельзя придумать. Значит, как в про пасть — закрыть глаза и шагнуть. Сейчас будет свет... сейчас...» Вспыхнул свет, и все стали торопливо выходить из зала, теснясь у выхода. Унимая дрожь в пальцах, я поднялся и, как бы лениво, начал вы бираться в проход, не переставая следить за Петькой. А Петька, иг рая обрезом, подошел к двери, встал к косяку и, вытянув руку попе рек прохода, пьяно и дурашливо оскалился: — Куда прете, граждане? Билетики, билетики! А я глаз не мог оторвать от обреза. Он вяло качался у него в пра вой руке, пальцы полусогнуты, курок спущен. Сейчас буду проходить мимо, легко вырву его, и там будь что будет. Полезут — начну кро шить этим же обрезом; а если заряжен — тем лучше... В последний момент я оглянулся — и не увидел Толика. Это было так неожиданно, что я растерялся. И вся моя решимость вмиг пропа ла. А в зале, кроме Петькиных дружков, никого не осталось. Под не добрыми взорами я прошел в полуметре от качающегося в грязных пальцах обреза — и не вырвал его. Да, не вырвал.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2