Сибирские огни, 1973, №2
А он ведь всюду здесь был. Давно был. Лет тридцать назад. Здесь он до дна испил горечь унижения. Но это давно уже случилось, так давно, что даже и не верилось в это. По ту сторону войны все это стряс лось, в дни его молодости. В Колпашеве, в Тогуре, в Могочино, в Па- рабели, в Каргаске, в Александровске — везде он побывал тогда... На ночевку пристали у крутого яра. Дымный луч прожектора уда рил в его крутизну. Николай взлетел по ней, недолго повозился в пятне света, обмотал чалку вокруг ствола корявого дерева и скатился об ратно, громыхнул трапом. Тот поднялся на тросах и лег на палубу. О таких ночевках речники говорят: «Остановились давить осетров». Мрак, только на темной стене яра желтый квадрат — из окошка туринской каюты падает свет. Какая глухая ночь! Моросит мельчайший дождичек. Никто не жи вет на этих тальниковых берегах: ни огонька, ни звука, дикая тишина, пустынность и осенняя жуть. Все судно спит. Светится только лампоч ка на мачте, да другая сбоку— под рубкой. Моросит совершенно без звучно. И даже река молчит, течет беззвучно... Мокрые поручни, мок рая палуба... Засыпает Гурин сладко, как в детстве. Должно быть, река, осень, покой начали исцелять его... Спасибо тебе, ушедший день, за листопад, за Обь, за все подаренные чувства, за тишину сердца. Ты уже не пов торишься, осенний денек. Среди вселенной, среди бесконечности вре мени ты сверкнул искоркой и погас, единственный, неповторимый... Гурин проснулся от какой-то тревоги. Что-то глухо стукнуло в стен ку каюты. Там, за стенкой, салон-читальня... Неясный говор... Кто это? Еще только пять утра. Теперь больше не уснуть. Гурин выходит на палубу покурить. Тихо, свежо. Небо чистое. На нем ослепительная кривулина месяца. И ярчайшие звезды. Он еще не видел в Сибири таких ярких звезд. На берегу четко рисовался частокол стволов. Судно мокрое. С руб ки, с тентовой палубы, с мачты, с поручней, с подвешенной шлюпки па дают капли, они падают звонко, будто в пустой таз. От месяца поперек текучей воды извивается прерывистая сияющая лента. Вода редко, стеклянно-прозрачно булькает, шлепается о гулко-певучее днище, зву чит осторожно, задумчиво, таинственно. С берега пахнет намокшими осинами. Сквозь их голые вершины видны низкие звезды, точно висят на ветвях дрожащие капли света... В такой час и в таком месте Гурин еще не встречался с Обью... Неожиданно ему почудилось всхлипывание. Или это о борт чуть- чуть хлюпает вода? Прислушался. Нет, это явно кто-то плачет. Не то ребенок, не то девушка. Гурин быстро пошел на этот звук. На низень ком кнехте кто-то сидел, охватив коленки, уткнув в них лицо. Гурин пригляделся,— Зоя. — Что с вами?— тихо спросил он, осторожно кладя руку на ее взлохмаченные волосы. Зоя схватила руку, прижалась мокрым лицом к ладони. — Как я могла?.. Ладонь Гурина ощутила движения ее губ и горячее дыхание. Ла донь словно забрала пригоршню ее слез и ее дыхания. Еще не понимая, что произошло, он, умиленный этой взбалмошной молодостью, ее гро зами, начал ласково уговаривать: — Милая Зоя! Все не так уж страшно. Это вам сейчас все кажется страшным. Потому что вы молоденькая. Любовь, разлуки, потери, из мены— да разве это трагедии в вашем возрасте? Все горькое пройдет,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2