Сибирские огни, 1973, №1

как хлеб нужна. Формовщики, поди, ждут не дождутся... Им, может, потруднее, чем нам тут. Для них она, матушка,— спасение». «Подсчитать бы, которая это машина у меня? Может, уж тысяч­ ная?.. Вот собрать бы в кучу все, что я переворочал за всю жизнь. Ого- го получилась бы гора. В цех бы этот не влезла, поди». «Как там дома? Как там мои огольцы?.. Поставить бы на ноги пар­ ней, успеть бы до того, как придет беззубая... Чтобы путевыми стали. Учились бы... вот как Андрюха наш, практикант. Работящий, однако, парняга. Хватка наша, рабочая...» «А на дворе-то, гляди-ка, ночь. Старуха опять заворчит —• тебе всегда больше всех надо!.. Молчи, старая, молчи. Ничего ты не смыслишь! Не пью ведь я, не гуляю, не шатаюсь где попало. Работаю. Машину клепаю. В мыле вот весь. Рубаху хоть выжми...» ...А Сеню-школьника, бывшего круглого троечника, так и подмывало закричать, завыть от слабости: «Распроклятый завод! Провались все к чертям! И цех, и машина, и все, все — к чертям собачьим! Ненави­ жу! Ноги, руки отваливаются. А в школе долдонили — «радость тру­ да»... Идиоты! Вас бы вот так заставить повкалывать... Какая тут ра­ дость! Радость — это девочки, это гитара, это музыка... Клиф Личард, Том Джонс, «Трубадуры»... Эх, врубить бы маг и — с Эльвиркой по «броду»... Можно бы завернуть и в парк. Там есть один уголок, где всегда темно и никого не бывает... М-мх, черт!.. Ну и духота... спину щиплет от пота — противно. Мокрый, как мышь..» ...Усталость... Ей подвержено все, даже металл. Если стальную про­ волоку сгибать и разгибать в одном и том же месте, то сталь устанет, между ее кристаллическими решетками и атомами исчезнут силы сцеп­ ления и наступит усталостное разрушение. Проволока сломается. Так вот, если бы напильник, например, или молоток, или сама ма­ шина, которую собирала бригада, могли бы думать, то, наверное, они бы думали так... «Я — драчевый напильник, я устал. Устал сдирать шкур-р-ру с же­ лезных штуковин, я горячий от трения, зубы мои притупились...» «Я — стальной слесарный молоток. Я устал колотиться лбом о же­ лезный затылок зубила, у меня болит от этого голова...» «Я — машина. Меня собирают. Я вся изрезана, истерзана пламе­ нем сварки, иссверлена сверлами, стянута болтами и гайками. Мои ме­ ханизмы пока еще мертвы, я как бы пока еще сплю. Мне еще многое нужно, чтобы я ожила, зашевелилась, задышала. Я только-только рождаюсь. Трудно рождаюсь. Я устала...» ...Мрачный Тип лежал на спине под машиной и затягивал шпильки. Затянул одну шпильку — девять копеек, еще одну — еще девять копе­ ек... Рука на весу уставала и то и дело сама опускалась, падала на грязный паркет. Тогда Мрачный Тип лежал как труп с закрытыми гла­ зами и думал... Он вспоминал «вольную жизнь», вспоминал, как угнали с другом Васей моторную лодку у одного мужика и как мчались на ней по Ви­ тиму... Как «брали» мясо, обвязываясь им под одеждой, на городском холодильнике в Биробиджане... Как однажды хотели пересечь монголь­ скую границу... Сюда, в этот поганый цех, его забросило безденежье. Подзаколочу деньжат, решил он, и — «в пампасы». И вот уже поднакопил... Можно бы и уходить... Так чего же он ждет?.. Чего? Уже экспедиции все давно ушли в тайгу, уже утащились на север баржи-лесовозы,, а он задержи­ вается, задерживается...