Сибирские огни, 1973, №1

систему, режим. Прежде всего — режим. Расписать весь день до минут, ки и лоб разбить, но выполнять. Смог же вон Гена-солдатик заставить себя... Чем же я хуже?.. И, конечно же, всерьез заняться науками, изу­ чить за эти оставшиеся два года в два, три раза больше, чем за все пре­ дыдущие. Заняться английским, заняться всерьез философией, разоб­ раться во всех этих мудрецах-бородачах, выработать у себя твердое ми­ ровоззрение, закончить институт как следует, прийти в цех не с пустой головой. И тогда, действительно, не боги горшки обжигают... Г л а в а д в е н а д ц ат а я . А Н Д Р Ю Х А И Н А Т АШ К А . Андрюхе нравится утренний город, бодрый, умытый, спешащий. Нра­ вится город днем, когда толпа течет по тротуарам, когда разноликие транспорт мягко льется, стелется по всей ширине улицы... Нравится го­ род вечером, когда фасады домов золотятся невысоким уже солнцем, и объемность домов отчетливо подчеркнута этим боковым освещением, И по-особому нравится город ночью, такой вот, как сейчас, когда чуть- чуть нереальны, неясны силуэты строений, когда ты, идущий пустынной улицей, кажешься себе немного загадочным и затерянным в перекрест­ ках, скверах, бульварах и площадях; когда чуть-чуть, «как в кино»... Они не спеша шагали с Наташкой вдоль пустынного, полузатемнен- ного Красного проспекта. В тишине постукивали каблуки Наташкиныз туфель. Молча миновали темно-бронзовый бюст Покрышкина, гулко прото пали под массивной четырехгранной колоннадой оперного театра, по том долго шли вдоль трамвайной линии. Оставив справа центральный рынок, похожий на усеченный панцирь черепахи, свернули к белому Дворцу бракосочетаний, к перекрестку, и вскоре оказались у здания цирка, напоминающего собой огромную офицерскую фуражку. Потом решили заглянуть на вокзал... В громадном вокзале, видимо по причине летних отпусков, были за биты все сиденья, подоконники, углы и закуточки... Андрюха с Наташ кой переходили из зала в зал, глазели на публику, да и невозможно бы ло не глазеть... Разные в жизни, люди и спали-то, и дремали всяк по- своему. Вот, согнувшись на рюкзаках, спят парни. Долгоногие, с жидкими бороденками, в джинсах, в куртках, на которых нашиты всевозможные эмблемы. — Студентики...—тихонько сказала Наташка, показав глазами на парней.— На юг подались, в Ташкент или еще куда... — А вот, наверное, молодожены...—шепнул ей Андрюха. Женщина сидела на чемодане, прислонившись к колонне, мужчи на — прямо на полу, голову положил ей на колени. И от этого на лице молодой женщины так и заснула счастливая полуулыбка. На подоконнике красный детина, скрестив на груди волосатые руки, храпит, хоть кирпич ему в нос... Молодые здоровые девушки распростерлись на сиденьях, разрумя нились, будто от смущения, будто потому, что платьишки от частого во рочания на жестком ложе поднялись выше нормы и открыли всему све ту их крепкие ноги. — Умаялись, бедные,— сказала Наташка, улыбнувшись одними глазами. Корзины, сумки, узлы, мешки — это целым табором спят колхозни