Сибирские огни, 1973, №1

часть стихотворения. Основная же часть этого стихотворения, быть может девять десятых его, остается как бы не записан­ ной на бумаге. Таково, например, шестистишие: Как ни тяж ел последний час — Та неп он ятн ая для нас Истома см ертного страд ан ья, — Но для душ и ещ е страш ней Следить, к ак вы м ираю т в ней Все лучш ие воспом инанья... Это ни в коей мере не похоже на отры­ вок, это — законченное художественное произведение. В связи с этим интересно сравнить ра­ боту Тютчева над стихом с работой Пуш­ кина. Текстологи отмечают, что рукописи Пушкина несут на себе следы почти всех этапов создания строки, от первого вариан­ та до последнего — зачеркивание слов, вписывание новых, перестановка, сокраще­ ние и т. д. В рукописях же Тютчева стихо­ творения обыкновенно предстают в почти уже готовом виде. Может быть, первона­ чальные черновые наброски до нас не дош­ ли. А может быть, их и не было. ЧЕТЫРЕ ОТРИЦАНИЯ Баратынский — поэт не пессимистиче­ ский, а поэт трагический. Пессимизм ассо­ циируется с упадком духа, с его немощью. Трагедия же может произойти только с лич­ ностью сильной. Вот одно из самых мрач­ ных (без кавычек) стихотворений Баратын­ ского: На что вы, дни! Юдольный м ир явленья Свои не изменит! Все ведомы, и только повторенья Грядущ ее сулит. Недаром ты м еталась и кипела, Р азви тием спеш а, — Свой подвиг ты сверш ила преж де тела, Б езум н ая душа! И, тесны й кр у г подлунны х впечатлений С ом кнувш ая давно, Под веян ьем возвратны х сновидений Ты дрем леш ь, а оно Бессмы сленно глядит, как утро встанет. Без нужды ночь сменя, Как в м рак ночной бесплодны й вечер канет. Венец пустого дня! Опустошение — совершенное, а, тем не менее, от этой опустошенности веет потря­ сающей мощью. «Свой подвиг ты свершила прежде тела, безумная душа!» — вот в .чем трагедия. Особенно пронизывающ жаркий холод по- следнего четверостишия (так гениально предваренного глубокой паузой после слов «а оно...»): Бессмы сленно глядит, как утро встанет. Без нужды ночь см еня. Как в м рак ночной бесплодны й вечер канет. Венец пустого дня! При чередовании длинных и коротких строк короткая строка попадает в особое положение. На нее обрушивается как бы двойная сила ударов. И удельный вес каж­ дого слова в короткой строке повышается. Каменно падают слова второй и четвертой строк (особенно четвертой — «венец пу­ стого дня»). Да и две другие строки, благо­ даря их полноударности (за исключением пропуска одного ударения в первой стро­ ке), идут мерным, тяжелым шагом. Четыре строки — это четыре времени су­ ток, своей неотвратимой, железной повто­ ряемостью подчеркивающие глубину пропа­ сти. Первая строка — утро встанет; вторая — ночь сменя: третья -— вечер канет; чет­ вертая — венец дня. Четыре строки — это четыре отрицания, повторяющие себя друг в друге. Есть какая-то торжественность в этом погребальном шествии полмоударных сло­ гов. Герой создает реквием самому себе. «ДУБОВЫЙ ЛИСТОК...» Есть в русской поэзии редкие размеры стихов. Например, у Лермонтова: На светски е цепи, На блеск утом ительны й бала Ш ирокие степи У крайны она пром еняла. Обычно при чередовании длинных и ко­ ротких строк сначала идет длинная, за ней — короткая. Здесь же — наоборот. У Лермонтова же читаем: Дубовый листок оторвался от ветки родимой И вдаль укати лся, ж естокою бурей гонимый. Размер, тоже не часто встречающийся, хотя и не столь особенный. Примитивно­ простая парная рифмовка. А ведь если присмотреться, то и первый отрывок, и второй — по размеру совершен­ но одинаковы. И по качеству, и по количе­ ству стоп. Первый отрывок можно запи­ сать так: На светские цепи, на блеск утом ительны й бала Ш ирокие степи Украйны она пром еняла, Получился тот же «Дубовый листок...», только с цезурой и внутренней рифмой. Вот и говорите после этого, что графи­ ческий образ, начертание строки не имеют существенного значения.