Сибирские огни, 1973, №1

го, Иван вообще был видным парнем: и собой—орел, и петь-плясать мастер, а тут еще вскоре начал писать стихи, которые появились в газетах. За ним невозможно было угнаться какому-то подростку. Но вскоре это, замешанное на братской любви, соперничество приняло странный оборот. На поселок обрушилась сенсация: Иван выдержал вступительные экзамены в педагогический институт! В цыганском таборе, где несколько лет назад мог расписать­ ся один лишь баро, да и то печатными буквами, теперь был свой студент! Даже ста­ рики пришли от этого в восторг. И лишь один Мишка реагировал по-своему: он вооб­ ще бросил школу. — Я профессором стать не собираюсь,—объяснил он отцу.—А гонять отару и с шестью классами буду не хуже любого студента! Это произошло за год до женитьбы. Тогда-то, помнится, Семен Александрович все-таки выпорол парня, но порка не сломила, а лишь ожесточила Мишку. Он и же- нился-то, как шептались в поселке, лишь потому, что Иван в ту пору как раз влюбил­ ся в одну цыганочку из Барнаула, свою нынешнюю жену, но не мог пока сыграть свадьбу: содержать на стипендию семью — вещь нереальная. А Иван ни в коем слу­ чае не хотел бросать института. Но, пожалуй, главная-то разница между братьями была все-таки в другом. Чем чаще старики попрекали молодежь, чем яростнее отбивался Иван и чем больше баро склонялся на сторону Ивана — тем решительнее Мишка хотел угодить старикам. Ни­ когда, никогда не простит себе Семен Александрович, что и эта черта ему тоже нрави­ лась в Мишке. Ведь если вникнуть глубже, происходило жуткое явление: что­ бы сохранить и упрочить свое влияние в таборе, баро как бы либеральничал с молодежью, а на откуп отдал старикам сына — вот вам, возьмите, делайте из него самого что ни на есть заправского цыгана, этакий ваш эталон! И почему Семена Александровича тогда не насторожило, что цыганская натура принимает в Мишке ка­ кой-то примитивный, глупый характер? Из всех животных в мире он стал признавать только коней, из всех причесок —лишь длинные, нестриженые космы, из всех видов обуви — хромовые, гармошкой, сапоги. Лишь извечной цыганской гитаре он изменил, снизойдя до баяна, но этот-то баян и подвел его в тот роковой день. А все произошло нелепо, глупо, дико. Весь Горно-Алтайск только что смотрел те­ левизионную передачу из Бийска: выступал молодой поэт, студент Горно-Алтайского пединститута Иван Панченко. Весь цыганский поселок радовался за Ванюшку, а двою­ родный брат Мишка решил отметить это торжественное событие по-своему: он взял баян, укатил в город и устроил в ресторане пир горой. Он пел и играл, угощал знако­ мых и незнакомых налево и направо. Но вот какой-то подонок отпустил колкость насчет экзотической внешности Мишки, и парень не стерпел, полез в драку. Однако подонок оказался бывалым зубодробителем. При всем честном народе он разделал Мишку, как куренка. Но куренок за свои двадцать с малюсеньким хвостиком еще ни­ кому, никогда и ни в чем не уступал, и в эту страшную минуту, дрожа и задыхаясь от ярости, с кровью выплевывая выбитые зубы и размазывая слезы по лицу, он выхватил из кармана нож и пошел на подонка. Пошел грозно и неотвратимо... Прямо из ресторана, забыв пальто и баян, он направился в милицию. Суд учел этот факт. Учел суд и блестящую производственную характеристику, выданную Май- минским совхозом. И тот факт, что подонок был четырежды судим, тоже учли Но тот умер в больнице, а Мишке никто не позволял выхватывать нож, даже если и поводом для этого была чудовищная, невероятная в советской стране фраза насчет твоей цы- ганской морды... И сразу все рухнуло, и глаза бы Семена Александровича не глядели на достаток в доме, слегла от старческой хвори тридцативосьмилетняя Лиза, еще лет десять назад считавшаяся первой красавицей табора. И всего за несколько дней поседела знамени­ тая на весь Горный Алтай борода красавца баро... - Ну, что, есть письмо или нет? - спрашивает Семен Александрович, едва боат подъезжает на своей лошадке поближе.