Сибирские огни, 1973, №1

к своей первой в жизни, такой вольготной, такой полюбившейся ему профессии гурто­ права. И долго еще гордому баро не удастся сколотить из членов своей семьи само­ стоятельную бригаду. Здесь, в тихой спокойной степи, у Семена Александровича есть много времени, чтобы обдумать все происшедшее и допытаться до истины: что же сгубило парня? В общем-то, как ни прикинь — получается, что какая-то доля вины лежит и на его сове­ сти, на совести любящего отца, на совести мудрого баро. Всему табору, всему поселку был головой, а собственного сына проглядел. И никуда от этой вины не деться, не вы­ плакать ее никакими слезами, не вырвать из груди никаким криком, хоть волком вой в этой безмолвной степи... Мишке не было и десяти лет, когда цыгане перешли к оседлости, но он уже счи­ тался узаконенным верховодом среди ребят и ни в ловкости, ни в озорстве, ни в драке, а главное — во властности, не уступал никому, даже двоюродному брату Ванюшке, который, как-никак, был постарше его на четыре с лишним года. Мишка перегонял с отцом отары, отлично скакал на коне, мог под проливным дождем разжечь костер, не простужался, когда спал на голой земле. Мишке не было еще восемнадцати, когда он привел в дом девчонку и сказал, что это его жена. Семен Александрович хотел было снять ремень да выпороть парня, но подумал-подумал и махнул рукой. Эта отчаянность сына даже понравилась ему: доб­ рый цыган растет! В поселке так и говорили: молодой да ранний, весь в отца. Но, пожалуй, от отца- то он и взял лишь этот гордый, свободолюбивый нрав, а держать натуру в узде, рас­ поряжаться своей независимостью так и не научился. Да и отец слишком уж потакал парню во всем. И в этом был первый просчет Семена Александровича. Второй просчет — более тонкий, уловить его гораздо труднее. В Горно-Алтайске живут люди разных национальностей: алтайцы, русские, казахи, украинцы, немцы, евреи, литовцы, цыгане... Но поначалу было так, что цыгане держались как-то особня­ ком: они жили в отдельном поселке, да и по внешнему виду их сразу можно было выделить в городской толпе. В последние годы эга цыганская обособленность резко сошла на нет. Конечно, может быть, так оно и лучше, но старые цыгане были недо­ вольны и ворчали: и в школах-то ребятишки учатся в русских, и песни все чаще по­ ют русские, и уже говорят между собою на смешанном русско-цыганском языке. Этак они скоро и песни свои забудут, и язык, и обычаи, и вообще отрекутся от цыганского роду-племени. Нельзя этого допустить! Но, как часто водится в таких случаях, молодежь слушала стариков, соглашалась с их доводами, а делала все по-своему. Баро вступался то за одну, то за другую сторону. Короче, метался между двух огней. Он понимал, что многие цыганские строгости и привычки пора отбросить — они для молодого человека, как путы для жеребенка. И в то же время опасения стариков были не напрасны: отвергая каноны, молодежь как бы отрешалась от всего цыганско­ го. Такой поворот и для стариков, и для баро был бы высшим оскорблением: лично он, Панченко, и на фронте гордился своей бесшабашной цыганской удалью, да и здесь, став бригадиром гуртоправов, считал в глубине души, что всеми своими успехами, всеми рекордами он обязан цыганской изворотливости, находчивости, приспособляе­ мости, которая жила у него в крови. Получалась нелепая картина: старики все больше злились на баро, что он своим авторитетом и веским словом не может одернуть молодежь, а он не мог ничего поде­ лать, потому что молодые жили сами по себе и вовсе не обращались к баро за сове­ тами. Между тем, у него на глазах завязывался еще один конфликт: негласное соперни­ чество между его сыном Мишкой и племянником Иваном. Двоюродные братья искрен­ не любили друг друга, они и росли вместе и вместе прошли первую трудовую закалку. Но Иван все-таки был старше, сильнее, опытнее Мишки: когда он уже кончал сред­ нюю школу, Мишка только еще бегал по второму заходу в четвертый класс. Кроме го-