Сибирские огни, 1973, №1

дет на помощь цыганам —всем без исключения! Эту свою веру он старался исподволь, ненавязчиво внушить старикам. Надо только быть готовым к этой новой достойной жизни. Сам-то для себя давно уже решил, как надо и как не надо жить на этой труд­ ной земле. Цыгане слушали недоверчиво, но вежливо, с интересом. Честно сказать, встречая демобилизованного Семена, старый баро крепко покри­ вил душой: ни веселиться, ни тем более пить-гулять было не с чего. В таборе царила нужда, люди испытывали голод и холод, редко кому удавалось поживиться в обеднев­ ших за войну деревнях. Одна была радость —кони! На тучных алтайских пастбищах кони росли справными, крепкими, игривыми. Из-за них-то табор и оставался здесь, в глухой, малонаселенной глубинке, хотя старый баро давно уже мечтал перекочевать куда-нибудь поближе к большим городам, к железным дорогам, к вокзалам и базарам. Но вот вернулся с войны молодой Панченко, стал склонять стариков остаться в Горном Алтае. Здесь для большинства из них — родные места, здесь знакома каждая речка, каждый перевал. Здесь тоже, если захотеть, можно найти выход из беспросвет­ ной нужды. Например, кто-то из мужчин мог бы подрядиться к геологам в проводни­ ки или в потребсоюз — на переброску грузов в отдаленные углы, благо кони свободны. Женщин с ребятишками на это время можно оставить в колхозах — пусть помогут убирать урожай. Если оплата будет гарантирована, табор на всю зиму обеспечит себя хлебом. Вот вам и выход из нужды!.. И когда в первое послевоенное лето общий сход стариков решил, что весь табор до конца уборочной страды будет работать в колхозе, даже баро волей-неволей одобрил затею Семена. Трудовой договор с колхозом от имени цыган подписывал Семен — единственный, кто умел расписываться. Баро повертел в руках бумажку с круглой печатью и отдал Семену на хранение. — Послушай, парень, — спросил он вдруг, — а сколько тебе лет? — Двадцать пять, баро. А что? — Больше я не баро, — выдохнул старик. — Теперь ты — баро! ...А между тем в тот весенний воскресный вечер, когда его в автобусе назвали де­ душкой, Семен Александрович ездил в Горно-Алтайск по очень важному делу. С утра в городе проходило совещание областного партийного актива, о котором еще накану­ не писалось в газетах и сообщалось по радио. На повестку дня там был вынесен всего один вопрос: завершение зимовки скота и переход на летний пастбищный период. За этой сухой, несколько казенной фразой для всех жителей Горного Алтая, даже дале­ ких от сельского хозяйства, скрывался суровый, тревожный смысл. Минувшая зима здесь выдалась необычайно лютой. Из-за небывалых снежных за­ носов большинство хозяйств оказалось отрезанными от главной жизненной артерии — Чуйского тракта. От нехватки горючего и из-за бездорожья встали тракторы и маши­ ны. Возле скотных дворов и кошар позамерзали водопои. К самым дальним стойби­ щам комбикорм и сено пришлось доставлять на вертолетах. Отары за зиму сильно по­ редели. И хотя на дворе только лишь наступил май, годовые планы по продаже мяса и шерсти уже сейчас оказались под угрозой. К счастью, в отдаленных, менее постра­ давших колхозах и совхозах удалось сберечь молодняк, и сейчас там приняты самые решительные меры, чтобы сохранить в целости весь майский приплод. Вся надежда те­ перь — на сезонных гуртоправов: смогут они за короткое лето, во время перегонов отар к Бийскому мясокомбинату, не только сберечь поголовье, но и повысить упитан­ ность овец — значит, будет нынче Алтай и с мясом, и с шерстью! А коли не смогут — пиши пропало. Вся эта картина была отлично известна каждому участнику партийного актива. Вот почему в зале так редко раздавались рукоплескания и так часто воцарялась на­ пряженная, строгая тишина. Семен Александрович не был участником этого совещания. Он вообще не член партии. Но он ехал на партийный актив потому, что ему нужно было встретиться кое