Сибирские огни, 1973, №1
Евг. Маркин НА ПЕРЕВАЛЕ Для каждого человека весна приходит в разное время. В этом году Семен Алек сандрович Панченко заметил ее наступление раньше всех. Еще мела по ночам серди тая пурга, еще была закована льдом и застлана снегом быстрая речка Майма, но как- то раз поутру поднял Семен Александрович на руки годовалого внука, поднес к окну, а там, за стеклом, прямо на подоконнике, из трещины старого, почерневшего от вре мени наличника проклюнулась на свет, пригретая солнышком, первая зеленая травинка. Эта весна выдалась в цыганском поселке какой-то взбалмошной. Никогда еще с наступлением тепла так весело не звенели пилы, так четко не стучали топоры. Никогда еше не справлялось одновременно так много новоселий. Весь поселок помешался на по купках: кто —мотоцикл, кто —телевизор, кто —мебель. Больше всех, конечно, повезло Ванюшке Панченко, племяннику Семена Александ ровича: тот сразу отметил два веселых события —новоселье и рождение сына. Гово рят, гостей в доме было видимо-невидимо. Только дядя Семен, как ни уговаривал Ва нюшка, отказался идти пить-гулять: не то у него было настроение. Кстати, сам Семен Александрович тоже переехал весной в новый трехкомнатный особняк. Разбил под окнами яблоневый сад, поставил высоко над крышей новенькую телевизионную антенну. Но делал он все это с каким-то угрюмым равнодушием, лишь бы не отстать от других, вовсе не испытывая при этом ни радости, ни довольства. Про сто не хотел показывать людям, насколько подкосила его та большая беда, что обруши лась нежданно на дружную семью Панченко... Ах, Мишка-Мишка, непутевый из тебя вышел сын, вконец опозорил и отца, и родню. От этой беды всего за несколько дней поседела борода Семена Александровича. Конечно, может, о таком пустяке, как борода, и не стоило бы тут упоминать. Но слиш ком уж она была красива —густая, курчавая, окладистая, словно высеченная из куска черного мрамора. Я бы даже сказал, легендарно красивая борода: другую такую труд но было сыскать во всем Горном Алтае. Когда раньше Семен Александрович изредка наведывался в город и в лихо накинутой плащ-палатке прогуливался по главному проспекту, на него непременно оглядывались и подолгу любовались вслед молодень кие столичные туристки. Вероятно, они принимали Панченко за какого-нибудь знаме нитого геолога, романтика дальних странствий... Но вот грянуло в семье несчастье, и уже не черным мрамором отливает мужская краса крепкого цыгана, а топорщится гребнем морской волны, несущим морскую белую пену. И когда однажды в воскре сенье Семен Александрович снова поехал в город, какая-то студентка в автобусе усту пила ему свое место; — Садитесь, дедушка!.. Вот ведь что делает с человеком горе! И разве кто теперь поверит, что ему, Пан ченко, едва-едва подступило к пятидесяти?»
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2