Сибирские огни № 12 - 1972

гается, я передо мной ступеньки подвала, по которым он с воплями летел вниз, его слезы, которые мои руки и руки твоей бабушки так легко осушали. Но чья рука осу­ шит те «невидимые миру слезы», которые я слышу в его словах, его смехе и его пес­ нях? Я знаю, что сделал мир с моим братом. Я знаю, с каким трудом мой брат спас­ ся. Но мне известны судьбы в тысячу крат более страшные, многие сотни тысяч ужа­ сающих трагедий, в которых я обвиняю мою страну и моих соотечественников. Этих преступлений ни я, ни время, ни история им не простят. Ведь они уничтожили и про­ должают уничтожать сотни тысяч жизней, ничего не зная об этом и не желая знать. Конечно, можно философски относиться к таким понятиям, как разрушение и смерть, может быть, даже к этому надо стремиться, ведь философское отношение было луч­ шим и, может, единственным утешением большинству человечества с незапамятных вре­ мен (но помни: большинство человечества — это еще не все человечество). Недопусти­ мо только, чтобы виновники разрушения и смерти оставались «н е в инными» . Имен­ но «невинность» рождает преступление. И вот. дорогой тезка, эти «невинные», благонамеренные люди и были причиной тому, что ты родился в условиях, которые немногим отличаются от тех, что описал Чарльз Диккенс более ста лет тому назад. (Я слышу хор «невинных». Он восклицает: «Нет! Это неправда! Вы злобствуете!» Но ведь я пишу это письмо ТЕБЕ. Я ТЕБЕ хочу объяснить, как вести себя с НИМИ, потому что большинство из них даже не по­ дозревают о твоем существовании. А я знаю условия, в которых ты родился, потому что я был там, а твои соотечественники там не были. Откуда же они могут предста­ вить себе, что это такое? Твоя бабушка была там, а уж ее никто и никогда не мог бы назвать злобной. Я посоветовал бы «невинным» поговорить на эту тему с ней. Впрочем, твои соотечественники не знают и о ее существовании, хотя она работала на них всю жизнь). Итак, ты родился, ты появился на свет около пятнадцати лет назад. И хотя твой отец, мать и бабушка/ глядя на улицы, по которым тебя несли, на стены, в которых ты должен будешь вырасти, имели все основания для уныния и тоски, они все-таки не унывали. Потому что на свет появился ты, Большой Джеймс, названный в мою честь. В отличие от меня, ты был крупным ребенком и появился на свет, чтобы быть люби­ мым, малыш. Любимым сильно, сразу и навсегда, и любовь эта должна укрепить тебя в нашем мире, лишенном любви. Помни я знаю, каким мрачным тебе кажется этот мир сейчас, но и в наше время он не был лучше Да, мы дрожали, номы не перестали дрожать и до сих пор Но если бы мы не любили друг друга, никто бы из нас не спасся. И вот теперь должен спастись гы, потому что мы любим тебя, потому что ты должен думать о своих детях и о детях своих детей. Эта страна « н е в и н ных » загнала тебя в гетто, которое должно было стать ме­ стом твоей гибели. Позволь мне уточнить смысл этих слов, потому что в них корень моих противоречий с моей страной Ты родился там. где ты родился, и то будущее, которое тебя ожидало, ожидало тебя потому, что ты родился черным И только поэтому пред­ полагалось. что пределы твоих возможностей установлены раз и навсегда. Ты родился в обществе, которое с жесткой ясностью определило многими способами, что ты — никчемное человеческое существо. От тебя не ожидают стремлений к совершенству, от тебя ожидают примирения с посредственностью И что бы ты ни делал за тот короткий срок, что провел на земле, гебе непрерывно указывают, куда ты должен идти и что ты можешь делать (и как делать), где тебе следует жить и на ком жениться Я знаю, что твои соотечественники не согласятся со мной, я даже слышу их голоса: «Вы пре­ увеличиваете!» Но они не знают, что такое Гарлем, а я знаю. И ты тоже. Не верь ничьим словам, даже моим, верь своему опыту Помни, откуда ты пришел, и тогда не будет предела тому, чего ты сможешь достигнуть Детали и символы твоей жизни те­ бе намеренно преподнесли в таком виде, чтобы ты поверил в го, что говорят о гебе белые. Прошу тебя, всегда помни то. во что они верят, равно как и то, что они делают, свидетельствует не о твоей неполноценности, но об их бесчеловечности и страхе Про­ шу тебя, дорогой Джеймс, разберись во всей этой сумятице, что бушует сейчас вокруг