Сибирские огни № 12 - 1972

Отец?! Но голос деда. Совсем гЛэДож. Если бы он сказал: ты хорошо делал, Илья. А может, отец. Откудафнать его голос. Сердце не слышало его. Глаза не видели лица. ) — Ты хотел увидеть меня, сын. Смотри. Я здесь. «Здесь? Как понимать это? Дед говорил, чтобы понять человека, надо увидеть его след. Первобытная мудрость. Но и она не может помочь мне. Потому что нет следа. Нет пофлка, который строил отец. Нет даже имени в новом клубе. А здесь? Только рисунок. Только легенда. Где же след? Может быть, он сохранился/на земле, далекой отсюда. На земле великой битвы двух миров. О ней;1знает каждый школьник. Но кто ска­ жет: здесь погиб снайпер Багулюв? Кто? Погибли миллионы людей»... — Нету следов. Время нельзя остановить. Что может сказать отец? — Ничего. Хочу спросить, сыри Ты помнишь школу? А помнишь ли того учителя, который открыл е е—/первую школу в тайге. Он погиб. Ты закончил институт. Ты не знал того/учителя, ты не помнишь его, но идешь его дорогой. Его жизнь в твоих знаниях... Время продолжает жизнь тех, кто был до тебя, кто погиб. — Это слова деда! А я хочу: слышать отца. Хочу знать, почему он здесь. Тут... — Потому что здесь ты, сын. Ветер шумит. Моторы. Птицы машут крыльями. Вот они. Вьются над кедром. Небо голубое и солнечное. Простор. Хочется лететь, плыть. — Обожди, отец!.. Земля качнулась, ушла из-под ног. Медленно, плавно... Илья с трудом оторвал голову от земли, поднялся на локти. Затем нащупал постель, перебрался ползком. От шкуры пахло крепким настоем дыма, и этот горький аромат таежной жизни входил в душу, обогревал кровь. Илья безотчетно склонился над шкурой, стал тереться лицом о холодную шерсть. Закоченевшая кожа начинала гореть, к ней возвраща­ лась жизнь. Оставалось заставить двигаться тело. Илья обнял упругую ель, поднялся на ноги. Постоял, сполз и снова поднялся. Наконец тело наполнилось горячей кровью. Вокруг по-прежнему было темно и безжизненно, в деревьях уныло шумел ветер, шуршал лист, пристанывала река, но это была жизнь, и чувствовать ее было приятно. Илья сел под дерево, прикрылся одеялом. Прошедшие минуты теперь казались тяжким сном, сказкой, под одеялом было тепло и уютно. Находил сон. Успокоительный, облегчающий... Да, человек плохо знает себя. Столько постиг в мире, а самого себя постичь не может. Так и помирает с каким-нибудь тайником в душе, о котором не предполагал даже. Уносит, как нераспечатанный конверт, протаскав его всю жизнь в кармане. Порой какая-нибудь беда помогает ему открыть что-то в собственном мире. Что такое эта вот осень? Что в ней поэтического? Умирание приро- » ды и только. А в ней ведь есть живая красота. Да, жизнь не умирает, лишь принимает другую форму, утверждая свою вечность. Поэтому она, видно, и радует человека. Погляди хотя бы на эти деревья за окном, то­ поль и березу. Сколько в них трепетной жизни. Тополь озолотился, лист отяжелел, и деревце как будто просветлело. А листья березы стали ажур­ ными, легкими, и вся она горит ярким радостным костром. Хороши тополь и березка! Сынок тянется к ним, удивленно пялит припухлые глаза. Тоже радуется. Дед причмокивает, говорит удовлет­ воренно: — Осенний. Сильный будет. Тайгу любить будет. Чеглок. Хорошо... Все хорошо, потому что родился сын, наследник. Наслед­ ник—слово-то какое! Непривычное, но хорошее слово. Наследник, зна-