Сибирские огни № 12 - 1972
— Иди. Гуляй,—сказал старик с усмешкой,—Ты молодой, сильный. Не могу драться с тобой. Крепких рогов, орон. Сильных сыновей, гэе1. Прощай! Могучий топот прошел по лесу. Стих. Старик отпустил изюбря! На рочно. Он не собирался охотиться. Пришел полюбоваться... Ради этого мерз, сидел без костра. ■ — Ты меня обманул, дед! Старик оставался спокойным, глядел с суровой печалью. — Хорошо жить. Красиво... Много я убил зверя. Ходил с ножом, стрелами. Много пришлось убить. Однако ни одной жизни не отнял в такие дни.—Старик вздохнул.—В твоих руках тоже было ружье. Было! Мог уложить наповал! Но... Проклятый унт. Зацепился рем нем за сучок. Чуть не упал. Слабо затянул. Пожалел ногу... Было ружье... Вернулись. Старик зарядил трубку, наладил костерок. — Утром пойдем на голец,—сказал тихо. По спине пробежал холод, будто за ворот упали ледяные капли. — На этот бори?. — На этот. — Самый высокий? — Который видишь. — На самый опупок? — На вершину. Вдруг навалился смех —нервный и тряский, как припадок. Старик хочет прогуляться на голец, ничего себе —прогулка! Старик палил рябчика, ждал, пока пройдет смех. Потом заговорил невозмутимо. — Есть сказка об умном барсуке, который хотел летать. Видел, даже маленькие птички летают, а он —большой, толстый. Залез на камень, го ворит сойке: гляди, сейчас полечу. Правильно, полетел. Поднялся над лесом, кричит: гляди, я летаю выше тебя. Я научился. Потом стал смеяться, потому что орлу пришло в голову пощекотать его клювом. Орел нес его себе на обед. Слова были сказаны тихим, как будто печальным голосом, но они почти оглушили, лишили способности соображать. — Ты что?1 Ты смеешься надо мной, амака? .— Смеялся ты. Это говорит моя печаль. — Печалиться надо о себе. Я хоть сейчас поднимусь на тот опупок. — Сейчас не надо. Пойдем утром. Таборимся в последнем лесу. С солнцем придем. Сейчас надо варить рябчиков. Хорошо отдыхать. — Чеглоку требуется два дня, чтобы одолеть эту сопку? Ну, ладно. А что мы там будем делать? Будем собирать облака или тучи? — Придем —увидим... Ну что же, прогуляемся на бори. Совершим восхождение, чтобы ополоснуть унты среди облаков и полюбоваться чудесным пейзажем. А теперь надо уснуть. После рябчика настроение немного улучшилось. Конечно, рябчик не печенка изюбря, однако жить можно. Спалось плохо. Голец стоял перед глазами. Сумеречный, колючий. Ревели изюбри, ломали рога... Задремал перед утром. А тут пришлось вставать. Разбудил старик. Сразу же налил кружку своего напитка горь ковато-древесного вкуса —настоя на чаге. Видать, бодрствовал давно. Успел наладить котомки, вырезал два крепких березовых посоха. То, что старик сменил легкие сошки, с которыми прошел, наверное, половину тайги, на посох, говорило о трудном пути. Хотя при свете утра, но еще без солнца, голец выглядел не так страшно и первобытно. • Г э е — красивый.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2