Сибирские огни № 12 - 1972
■— Бори, — обронил старик. Он больше не прибавил ничего, но по голосу, лицу можно было определить: гольцы — это конец пути. Старик хмуро глядел вниз. Теперь перед глазами была иная кар тина. От хребта до хребта расстилалось голое плато. Вскопанная, точно над огород, земля, пни, завалы из деревьев, обгоревших сучьев. Где-то внизу тонкими жилами блестела речка. По очертаниям берегов можно было установить, что река большая, полноводная, но теперь едва течет, забитая, заваленная бревнами. Идти по вырубке трудно. Земля разворочена. Ее словно нарочно рвали гусеницами и колесами, чтобы не оставить живого места. Зава лы из деревьев, вывороченные корневища, камни преграждали дорогу. Как ребра, торчали обрывки ржавых тросов, куски железа, бочки. Едкая пыль, смешанная с гарью, поднималась из-под ног. Забивала горло, лезла в глаза. Хотелось пить. Мучительно, нестерпимо. При од ной мысли о воде горячая сухая судорога проходила по телу. Но нигде не было намека на ручеек или родник. Мысли путались, как ноги среди камней и железа. В груди вместе с едкой пылью першила злость на неизвестных лесорубов, их чудовищ ную работу. Потом раздражение переходило на старика, который слов но нарочно выбрал такую дорогу. Наваливалось равнодушие от уста лости и жажды. К вечеру добрались до какого-то полуразрушенного зимовья. Шли еще три дня, пока наконец вышли к гольцам, которые все это время почти не пропадали из виду, казались близкими — рукой подать. Старик снял котомку: — Будем таборовать. Но почему-то не стал, как обычно, заниматься костерком, лег на шкуру, уставился в поднебесье. Видимо, любовался на свои бори. На верное, устал сильно, лицо серое, хрипит, как загнанный олень. Устал, хотя шел как будто легко. Ничего, он скоро отдышится, привычный. Но почему не разводит костерок? Надо бы обсушиться, стащить эти пудо вые унты, проветрить разбухшие ноги. Унты вымотали душу, довели до отупения. В голове ничего нет, кроме них. То кажется, ноги сковы вают тяжелые колодки, то — засасывает вязкая тина. Теперь их словно шпарят кипятком. Надо костер. Почему старик не занимается своим делом? Он будто не видит, что нету сил двигаться. Вообще не обраща ет внимания. Ему все равно, хоть ползи, лишь бы двигался следом... — Костер надо. Голос получился жалобным, даже злость взяла. — Костерок нельзя. На заходе пойдем кричать зверя. Старик даже не пошевелился. Слова были холодными, чужими. Зверь?! Зачем нужен он, этот зверь, надо костер! Куда девать мясо? Жевать можно рябчиков, если охота. Совсем ослабел старик, помутился рассудком. Так можно остаться без ног. Ведь отвалятся, сопреют... Горячая боль в ступнях отрезвила голову, заставила шевелиться. Унты сползли сами вместе с портянками, едва расстегнул ремни. Ноги действительно выглядели ошпаренными. Распухли, покрылись водяни стыми пузырями, кожа местами лопнула, содралась. Мало оставалось живого места. Проклятые унты не любят тепла, лучше идти босиком... Но боль быстро проходила. Свежий воздух унимал жар, и мысль принимала другое направление. Старик решил поохотиться. Не совсем глупо. Свежая печенка лучшее средство для поднятия сил. Говорят, в печенке изюбря половина лекарств, существующих на свете. Зажарить на костре в пленке нутряного жира. Лучшего блюда не найдешь в любом
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2