Сибирские огни № 12 - 1972

1 [ Немного выше—'пороги. Стремнина разбивается о,'скалы и валу­ ны. Поет и стонет. Водяная пыль поднимается к небу 'и сияет радугой, пронизанная лучами солнца. Река здесь как будто нарочно манит красотой, чтобы там ¿увлечь к погибели. Холодом веет от';этой бешеной силы. Не радует она сердце. Чувст­ вуешь себя крохотным существом. И вид зимовья не давал повода для светлых мыслей. Придавлен­ ное, массивное. Кто строил его, не беспокоился о внешности. Зато прочность казалась вечной. Толстенные лиственницы, пригнанные плотно, без мха, осмелились и почернели, превратились в камень. Длинные, упрятанные в глубину; бревна, окна походили на крепостные бойницы. Зимовье стоит на высоком, мысу. С трех сторон лес. Это важная деталь, даже две детали: маскировка и хороший обзор. Слева —устье ключа, удобная гавань для лодок или плотов, неприметная с реки. Все соответствует, не видно толыф скелетов и тайников для сокровищ... Ээ... Вот и старинная пищаль стоит у двери. Пугач деда, конечно. Вернулся. Где же он? Где-то бормочет. Привык разговаривать со своей тайгой. — Зима оставила много ягоды, много орехов. Хорошо. Муравьи живут, вышли из земли. Хорошо. Много еды в тайге. Не надо охотить­ ся. Можно жить. Что-то непонятное говорит амака. При чем муравьи? Может, завт­ ракать ими собрался? — Ойе! — сердце едва не оторвалось. Ноги ослабли. Голос пропал. Медведь. Амака. Амака с медведем! Оба на одной небольшой прога­ лине. Он сидит на берегу ключа, в руках ничего, кроме какого-то ка­ мешка. Медведь стоит, зимняя шерсть висит клочьями, смотрит злымй глазами на деда. Ружье. У него нет ружья. Бердана здесь, но не заряжена! Патро­ ны у деда. Есть тозовка. Руки дрожат. Надо положить ствол на угол избы. Надо прицелиться. Надо в голову. Не было слышно выстрела. Дико заревел медведь. Взметнулась лохматая туша. Загородила все. Деда не было. На том месте лежал зверь. Ворочался, дрыгался. — Амака! Задавил... Ноги все-таки несли, хотя голова ничего не соображала. Задавил, задрал... Да нет же! Амака стоит целый. Медведь подыхает. Застрелил. Совсем застрелил. — Я его застрелил. Совсем застрелил! Старик протянул руку, взял тозовку, открыл затвор —вылетела гильза. — Стрелял плохо. Бежал с пустым ружьем. — Стрелял плохо. Как же плохо? Медведь подох. Пропал. Убит. Дед взял зверя за уши, повернул голову. Пасть была в крови. Пуля попала в челюсть, выломала зубы, разбила язык. Плохо. Но... Старик опять склонился над зверем. Поднял левую лапу, выдернул большой, похожий на палаш, нож. Удар под лопатку в самое сердце. Как же успел! Ведь в руках был камень. Вот он валяется, походит на какую-то руду, сверкающую холодом... Плохо стрелял. Совсем плохо. Ранил зверя. Рассердил. Он мог задавить деда. Сломать, как ветку. Эх, стрелок! — Боялся? Все боятся. Помогать хотел — хорошо! — старик тща­ тельно отер нож листвой, заключил с укором. —Жить мог. Не слу­ шался..,