Сибирские огни № 12 - 1972

•черние комары, слышен их заунывный звон. Но печаль деда не находит отклика в сердце. Охота поскорее уйти. Сгоревшая земля на пепелище сплавилась в камень. А вон там что-то, есть. В обломанном, дряхлом дереве что-то торчит. Железо. На- койечник стрелы, проржавелый и грубый. Кажется, в давние-давние времена жили прадед с прабабкой. Их трудно представить даже такими, как дед. Они и не подозревали, что на земле есть автомобили, в небе летают самолеты. Прожили всю жизнь в своей тайге, поклонялись духам, померли, так и не уз'нав ни­ чего. Может, думали, что все человечество на земном шаре бродит по лесам с луками и стрелами? Не знали, что правнук окончит среднюю школу, поедет в Ленинград, в институт, станет учителем, образованным человеком. А дед их почитает. Он сам не так уж далеко ушел от них. Что это он делает? Эгей! Он заменяет жерди в остове юрты. На место истлев­ ших ставит крепкие сушинки. Одна, две, три. Три с трех сторон. Дед глядел отрешенно, все делал молча. Развел костерок, вылил в кружку остатки спирта. Немного сплеснул на огонь, вызвав синее пламя. Сделал несколько маленьких глотков. Молча протянул кружку. Надо делать то же, что он. Немного дать огню, который унесет спирт душам умерших, остатки выпить.. Оставшийся путь оказался длиннее, чем думалось. Солнце свали­ лось за горы, а ключ все еще бежал своей запутанной тропой. Начало темнеться, когда вышли к зимовью, похожему на барак — Витим,—сказал дед, набивая трубку. Неподалеку обозначался огромный провал, свинцовым холодом мерцала вода, слышалось могучее дыхание реки. Но бежать туда не было желания. Душа и тело просили одного: спать. И это видел старик. — Можно отдыхать. В зимовье нары. Спи. Я вернусь на место по­ следнего костра. Провести ночь. — Ты пойдешь туда?! Зачем? Лицо старика нахмурилось, трубка засопела. — Человек оставляет себя другому. Другой получает еще ум, еще глаза. В нем две жизни, он сильнее. Забыть — остаться одному. Без памяти сердце пустое, помирает... Остался Илька один в прокопченном огромном зимовье. Но жить можно. Дрова приготовлены, на полке лежат спички, соль, немного му­ ки. Даже допотопный фонарь кто-то припас. Но сейчас требуются только нары. Свернуться клубком на обширном ложе и дрыхнуть. Те­ логрейку под бок, телогрейку под голову, телогрейкой укрыться... Ста­ рик здорово сказал о памяти и двух жизнях... Но кого помнить? Отца не видел. Убили. Фашисты. Виноват разве?! Прадеда с прабабкой представить невозможно. Что они могли оставить мне? Одинок, значит? Слабый, да?.. Нет. Буду учиться. Окончу институт. Посмотрим, кто сильнее... Сон погасил тревожные мысли, ночь унесла усталость, а утро ока­ залось солнечным. Витим катил лавиной. Ворочался, раздвигая горы, недовольно ворчал, кидал на берег шапки пены. Клочья тумана отры­ вались от воды, как стая испуганных птиц, уносились в небо. Колыха­ лась и трепетала тайга, отражаясь в ней длинными рваными тенями, и как будто тоже мчалась куда-то, пропадая в водоворотах и пучине. Казалось, Витим бился один со всей природой и радовался своей мо­ гучей силе... Мечутся и толкутся краски — холодные, как блеск метал­ ла, горячие, как кровь. Носятся стрижи, шумные и проворные. Пле­ щется рыба.