Сибирские огни № 12 - 1972

Теперь старик волновался. Видно, здесь произошло что-то необы­ чайное. Что же? Но сейчас дед не нуждался в вопросах; говорил сам. ■— Пойдем к солонцам. Гляди хорошо. Солонец у самой подошвы горы, пятачок выеденной земли, куда зве]¥>, наверное, опускался передними ногами. Лабаза нет, вместо него сидок, устроенный среди камней на взлобке горы. До него шесть-восемь шагов. Оттуда был выстрел. Но дед показывает в противоположную сторону! —- Пуля летела от этого дерева. Ночью с сопки плохо видно. Совсем темно. Сопка голая. На ней больше света. Она, как вода показывает. Тень увидеть можно. Стрелять можно,—дед успокоился, снова превра­ тился в равнодушного следопыта А тут душа горит от нетерпения. — Но, а ты? Что ты сделал?? — Думал. Весь день думал: что он боится. Зверя не боится, закона не боится.. Значит, ничего не боится? Нет, боится того, чего не знает. Так каждый. Выстрел услышал ночью... Старик говорил тихо, посасывая трубку. Но за каждым словом вста­ вала целая картина. Тут хватало места воображению! Ночь. Чернильная темнота, когда, кажется, ступить некуда. Шаг­ нешь и провалишься в бездну. Невидимые деревья встают на пути. Не­ видимый кустарник оплетает ноги. Валежник и камни ждут неверного движения. Только смутно, как слабый дым, шевелится ручей. Булькает равнодушно и монотонно. Это единственный голос в тайге, единственный ориентир. Но был выстрел! Значит недалеко есть еще человек, и он опаснее любого зверя. Может быть, затаился, тоже слушает тайгу. Мо­ жет, потрошит добычу, но все равно насторожен, как хищник. Двое в ночной тайге. Один должен победить. Двое в ночной тайге. Одного скрывает лес, другого ведет ручей —единственный голос и ориентир. Но вот и ручей остался в стороне. Теперь ведет чутье и при­ вычка. Осторожность усиливается, остается короткий, но самый трудный путь: багульник, плотный и цепкий. Любой звук может выдать, привести к концу опасную охоту. Как лиса крадется к куропатке, так и человек бесшумно пробирает­ ся через кустарник. Трудно, стучит сердце от напряжения. Устало все тело. Наконец останавливается здесь. Слушает, удерживая дыхание. Все безмолвствует. Спит? Затаился? Ушел? Нет, только не первое. Сон­ ный всегда выдаст себя. Рука нащупывает обломок сучка. Слышно, как сучок падает, как пружинят, шуршат ветки. Снова тихо. Бросает еще. Слушает. Потом опять. Безмолвно. Ушел. Но где-то здесь. В такую ночь далеко не пойдет. Едва сереет сопка, обозначается в темноте прогалом. Неплохой ориентир для такой ночи. Человек не полезет в темень и чепуру, если ему только надо отойти немного, чтобы дождаться утра. У него есть другой путь: обогнуть сопку у подошвы... Предположение было верное. За сопкой блестел огонек. Блестел так хорошо, мирно, звал к себе. Но тот, кто сидел у него, мог внушить страх. Низкорослый, с покатыми плечами, лицо крупное, но обыкновен­ ное: стриженная борода, нормальные глаза, только суетливые и насто­ роженные—признак постоянного беспокойства или страха. Главным достоинством этого человека были руки. Короткопалые, огромные. В одной он держал кружку, которая напоминала рюмку в нормальной руке, в другой дымящуюся самокрутку. Да, это был медведь. Встреча с ним не сулила добра. Но был план, если он развел костер, значит, он убил изюбря. Уверен в этом, иначе *бы остался на солонцах. Но он не жарит печенку или костный мозг —