Сибирские огни № 12 - 1972

чении, где вода была чище и холоднее, рыба делала передышку, потом возвращалась в борозду, продолжала свой путь. Среди красновато-тем- пых камней ее нелегко было разглядеть, такую же по цвету, непод­ вижную... Но^теперь-то ее хорошо видно. Вон торчит плавник. Глаза видно, жабры шевелятся, как большие раковины. — Эй, таймень, ты можешь обмануть" кого-нибудь другого. Я хочу немного пострелять, или как говорили предки: духи посылают мне хо­ рошую охоту. Гей, бегу на табор, чтобы взять дьявольскую штуку, по­ сылающую маленькие молнии... Тозовка стояла у дерева, за спиной деда. Но старик даже не обер­ нулся, сидел у костра, склонив голову. Наверное, все еще предается воспоминаниям об Ороченке. Пусть. А мы тем временем позаботимся об ужине. Печеный таймень — хорошо. Отдыхающую рыбу долго искать не пришлось. Одна стояла у того же камня, чуть шевелилась в струе. Правда, плавник показался не таким крупным. Но он уже был на мушке, оставалось переместить ее немного к голове, нажать курок. Пуля щелкнула по воде, взвихрились брызги, рыба исчезла, но не успела прийти мысль о промахе — всплыла вверх брюхом. Это был ленок, не очень крупный. Зато второй выстрел был удачным, на мушку попал таймешек. Красноватый, точно запятнан­ ный солнцем, он развернулся несколько раз на месте, разбрасывая мел­ кие камешки и всплыл. На третью пулю снова попал ленок, потом опять. Азарт не'знал разбора. Пятая пуля ушла куда-то в берег, потому что рука деда перехва­ тила ружье. — Каптакан. — Это было единственное слово, которое смог про­ изнести старик. Только глаза смотрели жестоко и недоумевающе. Четыре рыбины уплывали по реке вверх брюхом. Бессмысленность охоты была очевидна, но в груди поднималось зло. Старик мог назы­ вать его так, когда он был мальчишкой, безобидным пацаном. Теперь он взрослый. Старик должен знать это. И надо говорить спокойно, даже улыбаться при этом. Гнев — признак слабости. — У меня есть имя, амака, — но спокойствие не удавалось, улыбка не выходила: пронзительным и сковывающим был взгляд деда. — Без тебя его мне дали. Ты мог забыть его. Да. Забыть. Ты не видел меня десять лет. За десять лет я окончил школу. Я вырос, амака. Я вырос, я окончил школу... — Ты не перестал быть внуком мне, — с трудом произнес дед.— Это говорит моя печаль. Я дал тебе ружье, привел в тайгу. Каждый че­ ловек в доме хозяин. Тайга — большой дом. Ты мог стать хозяином. Но в твоем сердце не оказалось для тайги места. Хуже — ты не хочешь понимать ее. Совсем хуже — ты чужой для тайги... Это говорит моя печаль... — Ты хотел, чтобы я стал таким, как ты,—наконец получи­ лось нечто вроде усмешки! —Нет, амака, человек силен знаниями. Он должен жить среди людей. Ему не надо, как ты говоришь, пони­ мать тайгу. Зачем такая наука? Чтобы сидеть у костра, добывать се­ бе еду? — Ты окончил школу, однако глуп. Нет, ты глупее семи дураков. Старик сказал это ровным голосом, даже бровью не пошевёлйл. Он был уверен в своей правоте и не считал нужным доказывать это. Однако есть еще разговор. — Спрошу тебя еще. Я застрелил четырех рыб. Это большое пре­ ступление? Раньше люди разве не убивали рыб? Кололи острогой.