Сибирские огни № 12 - 1972

многие эвенки, не выговаривал букву «х», — у нас такой порядок: не колхозник — не наш человек. — Сын работал. Председателем был. Колкоз строил. Поселок. За оленя платить буду. Оленя надо, на Витим пойдем. — Сын работал! Сын — за себя, ты — за себя. Где бродпл-шатал- ся десять лет? Внук твой школу успел закончить. Колкоз ему помогал. А ты, где был, скажи, пожалуйста? — Где был чеглок, туда чивукчаку1 дороги нету,—усмехнулся дед. Председатель махнул руками, кричал: — У меня —коровы, у меня —клеб. У меня —козяйство. Ты все время по тайге, как медведь-шатун. По пальцу не ударишь для колкоза. Тебе все равно, тебе — пропади козяйство... В этих словах была горькая правда. Почему же дед не живет, как все люди? Где пропадает? За десять лет, пока учился, ни разу не встре­ тились. Люди забыли его имя, осталось прозвище —Шатун. Жалко деда. Сильный человек. Одним словом мог бы свалить председателя. Но тот отчитал его, как хотел, и оленя не дал, конечно. Как помочь деду? Если бы не учиться. Стал бы работать в колхозе. Механизатором можно, сче­ товодом. Дед жил бы тут же. Ему нужна забота, нужен близкий чело­ век. Тогда бросит тайгу. Один он, совсем один. Вот и бродит. Может, не ехать в Ленинград?.. Нет, надо учиться. Закончить институт, потом взять деда к себе. Институт, Ленинград —это хорошо! Да, а дед опять будет бродить по тайге. Так и помрет изгнанником, шатуном. Не увидит города даже. Может, потом позвать его к себе в Ленинград? Вот удивится: метро, электрички. Сбежит, пожалуй, от шу­ ма. Дикий он и темный, настоящий амака1 2... — Пропади козяйство, — снова выговаривает старик. Сердится, осталось зло на председателя. Теперь разбирает колхоз­ ный заездок, перегородивший реку. Трудится почти полдня, расчищает проход для рыбы. Зачем это делает? Сам рыбу не ест. Отводит сердце, мстит? Но это нечестно! Люди старались, работали много дней, мерзли1 в воде... Надо сказать ему это. Напомнить! Однако сказать не пришлось. Дед явился сердитый, мокрый, с красными, как у гуся лапы, рука­ ми. Замерз, едва шевелит губами. —• Если на таборе нету костерка, значит, к охотнику пришла беда. Может, у него отнялись руки и ноги? Черт возьми, действительно замечтался, забыл о костре. Но это можно сделать мигом. В избушке наготовлены хорошие дрова. Заго­ рятся, как порох. — Сейчас будет костер. Я мигом. — Ты возьмешь дрова в избе. Разве тебя постигло Несчастье? Или сейчас ночь. Лицо деда сделалось совсем хмурым, даже нос посинел. Пришлось собирать сучки. Скоро горел хороший костер, однако дед не перестал сердиться; сердце не отогрелось. Хмуро возился с унтами, пристраивал стельки к огню, молчал. Множество морщин пестрело на его худом лицё и в каждой таилось недовольство. Надо говорить с Ним, расшевелить. — Амака, ты не знаешь, кто жил в этой избушке? А я знаю. Да, я все здесь обследовал, изучил все следы. — Что сказали тебе следы? 1 Ч и в у к ч а к — воробей (эвенк.). 2 Ама к а , а м и к а н —у эвенков-язычников почтительное обращение к медведк*.