Сибирские огни № 12 - 1972
ро, напряженно стучит в пустой голове: бежать, идти. Зачем сидеть еще сутки? Зачем ждать? Илья воспаленными глазами оглядывает табор. Все чуждо, дико. Стылая земля, постель из веток, помятый закопченный котелок, мешок из вонючей кожи. Даже еда, завернутая в темную тряпицу, вызывает озноб Обреченное место. Не уйти отсюда сейчас же, значит, помереть. Подохнуть, как старая ворона... Неожиданно послышался радостный писк или посвист. Из бруснич ника выглянул бурундук. Поднялся на задние лапки, уставился любо пытными глазенками. Поглядел, деловито сгорбился, принялся за ра боту. Зверек приподнимал ветки брусничника, ловко, аккуратно обку сывал крупные ягоды. — Еще одна живая душа,—усмехнулся Илья.—Еще не улегся спать. Или тоже шатун. По крайней мере нашелся сотрапезник. Только надо обуться. Забыл, что на ногах чулки... ...Солнце показывало полдень, тайга немного оттаяла, Илья все со бирал ягоды. Неподалеку трудился бурундук. Зверек набивал полные щеки, убегал к себе в нору, возвращался снова, каждый раз оповещая о своем появлении тем же радостным свистом. Илья поглядывал на не го, стараясь не испугать, и работа продолжалась. Поначалу Илья набил живот. Ел без разбора, глотал, пока желудок не заломило от холода. Потом стал выбирать самые крупные ягоды, отогревал их дыханием. Когда заныли зубы от оскомины, сходил на табор за кружкой, выбрав момент, когда бурундук убежал в нору с очередной порцией. Позже, таким же манером принес котелок. Зверушка запасалась провизией на зиму, запасался Илья, хотя делал это без умысла. Просто руки были заняты делом, голова меньше думала... Теперь бурундука не было. Видно, закончил работу на сегодня. Ру? ки Ильи стали ленивей, потом перестали двигаться вовсе. Он лежал и смотрел на падающие листья. Выбирал какой-нибудь, следил, пока тот не приземлялся. Они падали по-разному эти листы: осиновый летел вниз черенком и быстро достигал земли, березовый опускался плавно. И по цвету отличались. Один —желтый, бледный, другой — яркий, рас писной. Теперь глаза сосредоточились на большом узорчатом листе. Он падал медленно, повисал, поворачивался с боку на бок, кружил. Нако нец лег на гроздь брусники. Ягоды очутились под крышей... Илья встал: пора идти на свое место, холод пробирал до костей. Табор встретил уныло. Снова напомнил тот зимний вечер после охоты. Тогда пришлось забраться в копну. А здесь спрятаться или уйти некуда. Оставалось сидеть наедине со своей тоской. Глаза шарили во круг, искали, чем бы заняться. Остановились на кожаном мешке. В нем лежали вещицы деда. Развязал, вытряхнул их на постель. Знакомый сероватый камень остался без внимания: с Витима, там старик уложил медведя,— отметил Илья. Избушку разглядывал долго. Это была рабо та художника и мастера. Корявая грубая миниатюра из какого-то кор ня, но живая, теплая. Нож прикоснулся местами, отметил, подчеркнул, что нужно,— и вот встала перед тобой одинокая таежная избушка. Тонкие прямые бревнышки. Немного подгнивший угол. Окошко. Ряби на с голыми ветками. Сутулая крыша из обветшалого корья. Вместо крыльца чурка, потертая ногами... — Все как есть. Все как там, на Ороченке,— бормотал Илья, са лясь припомнить фразу старика, которая когда-то поразила его,—Да. Вспомнил. В этой избушке >кила женщина с глазами, похожими на гла за беременной козы... С глазами беременной козы,— повторил он.—
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2