Сибирские огни № 12 - 1972

безжалостным и жестоким, как тот черно­ бородый янки, владелец шхуны «Морской волк», готовый стрелять по туземцам, не желающим торговать с ним, из пушки и возрождающий на далеких сибирских бере­ гах принципы работорговли. С другой сто­ роны, чукчи не могут не испытывать на се­ бе воздействия представителей того народа, перед которым раскрываются перспективы революции и который готовится перестроить мир на началах равенства и братства всех униженных народов Чукотка изображается как место царской ссылки, и писатель за­ дается целью показать ее благотворное влияние на местное население, раскрыть гу огромную просветительскую роль, которую политссыльные выполняли среди темной массы чукотского населения. Так входя г в роман образы бывшего ссыльного револю­ ционера, ученого-этнографа и писателя Вла­ димира Германовича Тана-Богораза (реаль­ ная личность) и вымышленного героя — большевика Ивана Лукьяновича Кочиева. В их образах воплощены разные пред­ ставления о возможных путях спасения чу­ котского народа. В проникновении цивили­ зации Тан-Богораз видит только «несчастье» для чукчей и считает необходимым убе­ речь их от ее вторжения вплоть до наступ­ ления «лучшего времени» в самой России, когда можно будет создать для них пись­ менность, учебные заведения, «перевести на чукотский язык Тургенева и Толстого, при­ общить эти народы к русской культуре». Пока же это «лучшее время» в России не наступило, Тан-Богораз советует чукчам не поддаваться влиянию цивилизации и «ста­ раться жить так, как жили прежде, до при­ хода сюда людей другой земли». При всей благожелательности к малым народам Тан-Богораз не способен встать выше позиции абстрактного гуманизма Другое дело — убеждения Кочнева. Для него чукчи не объект социального соства- дания со стороны русского народа, а союз­ ник в борьбе с социальной несправедли­ востью. В отличие от Тана-Богораза. Коч­ иев убежден в необходимости развивать социальное сознание чукотского народа, не оберегать его от воздействия цивилизации, а объяснять ему разницу между цивилиза­ циями разного рода. Примечателен следую­ щий диалог: «—Мне представляется, что для сохра­ нения этого народа следовало бы запретить яри существующем государственном строе всякое вмешательство в его жизнь. — Сделать заповедник для ученых? — Но от разлагающего влияния циви­ лизации окраинные народы надо решитель­ но оградить — От такой, как американская «цивили­ зация»,— конечно, но от светлой, разумной, честной — не согласен, Владимир Германо­ вич. По в с е й с т р а н е н а д о г о т о ­ в и т ь н а р о д к р е в о л юц и и (под­ черкнуто мною—-Л. Я). И здесь, на дале­ кой окраине, в ссылке, я вижу свою мис­ сию в том, чтобы открывать людям глаза на причины каторжной жизни, поддержи­ вать у них веру в счастье, противопостав­ ляя нас, русских социал-демократов, цар­ ским сатрапам и американским пиратам». Таким образом, по убеждению больше­ вика Кочнева, и на Чукотке революция должна быть не предметом «ввоза» из Рос­ сии, а делом рук и актом сознательной дея­ тельности самого чукотского народа... Роман Н. Шундика «Быстроногий олень» создавался одновременно с произведениями Т. Семушкина и Н. Максимова, но воспро­ изведенные в нем события отражают более позднюю ступень развития чукотского наро­ да. Время его действия относится к Вели­ кой Отечественной войне и укладывается в промежуток между теми днями, когда «враг рвется к Сталинграду», и моментом окон­ чательной победы над фашизмом. Рассмот­ ренные вместе, романы Т. Семушкина. Н. Максимова и Н. Шундика воспринима­ ются как единая и целостная картина чу­ котской истории на протяжении довольно большого отрезка времени —от последней четверти XIX века до середины сороковых годов XX века Естественно, что в романе Н. Шундика жизненные судьбы чукчей осмысливаются в еше более глубокой не­ раздельности со всей многомиллионной общностью советских людей Как явствует из романа Н. Шундика, хищники типа Алитета изгнаны из тундры полностью. Но еще упрямо выжидает своего часа Эчилен, притаившийся, как умка 1 у нерпичьей отдушины, еще не отошел от ди­ кой злобы на Советскую власть Чимнэ, еще продолжает надеяться на возвращение ста­ рых порядков сын американского торговца Стэнли, ставший во время войны агентом американской разведки и скрывающийся на Чукотке под именем советского служащего Савельева. Много еше среди чукчей людей, как Ятто. что беспредельно верит своим божкам и «кормит идолов жертвенной кровью»; как старик Анкоче или Пэпев. ко­ торые не хотят переселяться из яранг во вновь построенные дома: как те «легковер­ ные оленеводы», ставшие жертвой шаман­ ских слухов о том. что их дети, учась «раз­ говору по бумаге», начинают забывать свой язык. Одним словом, ни тема продолжающейся бооьбы с классовым врагом, ни тема пре­ одоления вековой отсталости чукчей не обойдены Н. Шундиком. как и требовало того изображение чукотской действительно­ сти 40-х годов, но не они определяют ос­ новной пафос романа, характер ведущих конфликтов, группировку обоазов. Внима­ ние автора заострено на становлении новых производственных и общественных отноше­ ний, а главная тема романа —формирова­ ние трудового коллектива, цементирующим началом которого являются коммунисты. Основу сюжетного движения помана со­ ставляют перипетии социалистического со­ ревнования двух чукотских колхозов. Круп- ’ У м к а —белый медведь«