Сибирские огни № 12 - 1972

гябрьскон революции уже располагали соб­ ственными. Х01Я и очень немногочисленны­ ми. писательскими силами, и тема бурят­ ской, якутской действительности осваива­ лась самими национальными литературами. Что же касается малых народов Сибири, го до Октября у них не было ни своей пись­ менности. ни, следовательно, литературы, и до той поры, пока эти народы не обрели собственного голоса, пока не выросли у них свои кадры творческих работников, ве­ ликую миссию выражать их интересы » ео- »етской литературе взяли на себя русские писатели. Однако была и другая причина той готов­ ности, с которой русские писатели обраща­ лись к жизни малых народов Сибири Осо­ бая притягательность этой темы заключа­ лась в необычайной глубине проблемности, которую приобрела она после Октября. Ко­ нечно. советского писателя привлекала и новизна, и свежесть, и полнейшая нетрону­ тость материала, предоставляемого жизнью малых народов, но главное, чем все-таки приковывал он к себе творческое внима­ ние,—это возможность поставить такие про­ блемы, которые были исполнены не только большого художественного, но и социально- исторического и философского смысла Об­ ращение к теме малых народов, живших, по выражению А. М. Горького, до Октября «безвестно» и «немо» и при других услови­ ях обреченных на гибель, давало советско­ му писателю возможность с особой силой зыявить огромную жизнедеятельную силу Октябрьской революции и вскрыть гумани­ стическую природу социалистического строя, не делающего выбора между народами и каждому из них открывающего равные перспективы исторического развития. Опыт работы русских советских писате­ лей Сибири над инонациональным материа­ лом весьма богат и разнообразен и имеет свои неповторимые особенности в каждом лз периодов развития советского общества л советской литературы. Уже в 20-е годы советские писатели про­ демонстрировали способность к разнообра­ зию и многогранности творческих подходов в изображении инонациональной действи­ тельности. Так, если И. Гольдберг и В Шиш­ ков по-прежнему делали акцент на прошлом сибирских народов, на «мрачном и беспро­ светном существовании заброшенных на край света туземцев» (И. Гольдберг), на обличении безудержного хищничества рус­ ских купцов и произвола властей по отно­ шению к доверчивым и беззащитным «де­ тям природы», то. при всей насыщенности социальной проблематикой, книги В Ар­ сеньева привлекают прежде всего глубиной своего позитивного содержания, своим жиз­ неутверждающим пафосом. Главное внимание писателя сосредоточе­ но на воссоздании во всей полноте и истин­ ности национального характера «туземца», на воспроизведении своеобразия его нрав­ ственного мира, его духовного облика, пси­ хологии. В центре его книг оказалась не широкая картина инонациональной жизни, а один человеческий характер, обрисованный глубоко, всесторонне, исследованный до тонкости, до мельчайших нюансов и черто­ чек, представленный с огромной силою жиз­ ненной убедительности. Образ Дерсу Узала обстоятельно про­ анализирован советским литературоведени­ ем1. и нет необходимости еще раз останав­ ливаться на его характеристике. Здесь важ­ нее указать на некоторые основные прин­ ципы изображения инонационального ха­ рактера ь. Арсеньевым, плодотворно ска­ завшиеся на дальнейшем развитии совет­ ской литературы и получившие продолже­ ние в творчестве А. Фадеева, Р. Фраерма- на. Т. Семушкина, А. Коптелова, Н. Шун- дика, Г. Федосеева. Образ Дерсу Узала создавался на осно­ ве стройной и продуманной концепции, явившейся определенным ответом автора на острый для России «инородческий» во­ прос. Гуманизм и интернационализм, совер­ шенное отсутствие у писателя какого-либо национального высокомерия или превосход­ ства по отношению к народам, стоявшим на более низших ступенях общественного раз­ вития.— вот основные слагаемые этой кон­ цепции Представитель одного из многих сибирских народов — гольд Дерсу Узала — нарисован так, что читатель постоянно чув­ ствует любовь писателя к своему герою, подлинное уважение к его личности, при­ знание своеобразия и богатства его жиз­ ненного опыта, незаурядность ума, красоты внутреннего мира. Человеческая индиви­ дуальность Дерсу Узала с особой силой проявляется в органически присущем ему чувстве Природы, в потрясающей город­ ского человека глубине понимания ее, слит­ ности и нераздельности с ней. Именно из этой органической близости Дерсу Узала к миру Природы и выводил В. Арсеньев его душевную чистоту, незлобивость, бескорыст­ ность. абсолютную освобожденность от эго­ изма. расчета и собственничества. «Рань­ ше,—говорит писатель,—я думал, что эго­ изм особенно свойствен дикому человеку, а чувство гуманности. человеколюбия и внимания к чужому интересу присуще только европейцам Не ошибся ли я?» И чем больше автор остается со своим героем, тем глубже убеждается в своей ошибке: «Этот дикарь был гораздо человечнее, чем я... Отчего же у людей, живущих в городах, это хорошее чувство, это внимание к чужим интересам заглохло, а оно, несомненно, бы­ ло ранее?» (В. Арсеньев. По Уссурийской тайге. М.. 1934 стр. 52) Образ человека, каким был дикий гольд Дерсу Узала, сего «прямотой характера и добродушием», да­ 1 См.: М. К. А з а д о в с к и й . «В. К, Арсень ев. Критико-биографический очерк». М.. 1956; Н. Рогаль. «В. К. Арсеньев». Хабаровск, 1947; Н. Е. Кабанов. «В К. Арсеньев». Ч.. 1947; В. Г. Пузырев. «Проблема жанра, традиций и новаторства в творчестве В. К. Арсеньева», «Ученые записки Ульяновского пединститута», Ульяновск, 1969.