Сибирские огни № 11 - 1972

Потом они сидят на высоком скалистом берегу, усталые и задумчивые, смотрят* как далеко-далеко возникает сначала чуть заметный дымок, а спустя некоторое вре­ мя, словно белое облачко, выплывает из-за горизонта пароход. — Ты заметил,— говорит Шишкин,— какие здесь необычные скалы? Не скалы, а вполне завершенные скульптуры. Классические формы. Когда они вернулись в свою келью, Шишкин поставил этюд так, чтобы свет из окна падал на него ровно, и долго рассматривал, ходил из угла в угол. — Хороший пейзаж,— сказал Тине.— Нет, правда, отличный. Шишкин пропустил его слова мимо ушей. Постоял еще, разглядывая, и видно бы­ ло по лицу — недоволен. Гине поднялся, решил, что самое время отвлечься и побро­ дить по монастырскому саду. Шишкин не захотел никуда идти, и Гине оставил его одного. А когда вернулся, Шишкин лежал на узкой кровати, стоявшей у стены, и то ли спал, то ли притворялся спящим. Гине осторожно прошел к столу, глянув мельком на этюд, укрепленный на высокой подставке, которую они смастерили уже здесь, и ахнул: пейзажа не было, от него ничего не осталось. Холст был чист. Рядом на полу валялись испятнанные красками тряпки. — Ты с ума сошел! — вскричал Гине. Шишкин не пошевелился, даже глаз не открыл. — Это глупо,— сказал Гине. — А мне кажется, это самое разумное, что я мог сделать,— спокойно ответил Шишкин. — Такое великие мастера могли позволять себе... Шишкин поморщился. — Не знаю, что там себе позволяли великие, а я не могу и не хочу себе позво­ лять. Я не Рембрандт. И не Рафаэль. — Но этюд был неплохой. — Неплохой... Может быть. А ты не заметил, как были написаны деревья? Ерун­ да какая-то. Сосны похожи на что угодно, только не на сосны... — Так взял бы и выправил. — Легче написать заново. Что касается великих мастеров... ты мне, Саша, об этом не говори больше. Понял? Самый великий мастер— природа. Вот и все. Иногда в их келью заходил игумен Дамаскин, нестарый еще, худощавый и стройный, с ликом ивановского Христа. Дамаскин подолгу разглядывал рисунки, этю­ ды, покачивал головой и чему-то улыбался. В свое время Дамаскин, кажется, учился на естественном факультете в Петербурге... — Не нравится? — спрашивал Гине. — Нравится или не нравится — не в том суть. — В чем же? — Жизнь вокруг ясна и проста, а вы ее зело усложняете.— Он чего-то не дого­ варивал. Да так и уходил. Но однажды он увидел новый шишкинский пейзаж, и на лице его отразилось изумление — так хороши были деревья и травы, так свежо и чисто струился меж гу­ стых ветвей прозрачный утренний воздух. — Ну, как? — с веселой насмешкой спросил Гине. Дамаскин не удостоил его взгляда, а Шишкину сказал: — Вы, Иван Иванович, если хотите, можете пользоваться монастырскими лод­ ками. И даже вызвался сопроводить друзей в такие места, какие, быть может, и во сне им не виделись. Надолго запомнились Шишкину эти поездки вдоль побережья Ладожского озера, в места нехоженые. Дамаскин оказался прав — таких уголков где-нибудь еще вряд ли сыщешь. На ровном месте вдруг поднимались причудливые с тысячелетними напла­ стованиями скалы... И прямо на них росли деревья и травы, на мшистых боках огром­ ных валунов мягкими, трепетными бликами переливалось солнце, и найти краски, по­ добные тем, что озаряли все вокруг, казалось непосильной задачей.