Сибирские огни № 11 - 1972
Вечером зашел Гине и с порога сообщил: — Слыхал? Медали будут вручать на акте. Велено быть непременно во фраке и в белых перчатках... — Еще что? — насмешливо поинтересовался Шишкин. — Ну и уметь, я полагаю, изящно раскланиваться, — не без иронии продол жал Гине. — Вот как! Значит, фрак и белые перчатки... Непременно белые? —Шишкин хо хотал от души, вытягивая перед собой огромные, сильные ладони и шевеля пальцами, словно перчатки были уже на руках, и от этого пальцам тесно и неудобно. Вдруг он перестал смеяться и, сердито сдвинув густые лохматые брови, сказал: — Покорнейше благодарю! Ни на какой акт я не пойду. Фрака у меня нет. И рисую я тоже без перчаток. Почему же награду за свою работу я должен полу чать в перчатках да еще в белых? — Его почему-то больше всего возмущало и коро било именно это — «белые перчатки».— Не пойду. Масленица проходила в Петербурге шумно и весело, со всякими потешными за теями, кулачными боями, лихими скачками, запахом талого снега и еще горячих блинов. Шишкин, Гине и Ознобишин отправились пешком на Адмиралтейскую площадь, где обычно разворачивались главные праздничные события. Люду стекалось туда превели кое множество. Подкатывали богатые экипажи, и господа сановного вида важно вы ступали вперед. Дамы в мехах. Треугольники, кокарды... И белые перчатки. Белые, белые! И сколько тупого безразличия в надменных, холеных лицах, сколько пре зрения! — Я здесь не хочу оставаться,— с присущей ему грубоватой прямотой говорил Шишкин.— Тошнит, ей-богу! — Ты во всем ищешь смысл,— упрекал его после Гине. — А ты? — Я тоже ищу, но там, где он может быть. Шишкин печально усмехнулся. — В том-то и горе: смысл должен быть во всем, а его что-то мало видно. Такая все дрянь, чушь и пошлость. Порой мне кажется — весь Петербург сверху донизу наполнен этой пошлостью. — Ты преувеличиваешь. — Может быть. Они частенько схватывались и спорили, хотя это не мешало им любить и ува жать друг друга. — Ко всему можно привыкнуть,— говорил Гине. Тут даже и Ознобишин не удержался: зачем же привыкать. Но Гине тоже умел постоять за себя: — Да хотя бы затем, чтобы не отвлекаться от главного, ради чего мы приехали сюда, не размениваться на мелочи. Сквозь рваные, быстро несущиеся облака проглянуло солнце, озарив золотую шапку Исаакия. Собор был велик, внушителен, хотя строительство его еще не было завершено. Гине знал: Шишкину собор не нравится. Пышность и помпезность, почти сорок лет человеческого труда, несоразмерность и та же холодная надменность, гово рил Шишкин, и нет в нем ничего русского, национального. — Вспомни-ка, собор Василия Блаженного в Москве. Мал золотник, да дорог, потому что это Россия, история и судьба народа. Вот, брат, в чем суть. — А это не история? Это не судьба народа? — кипятился Гине.— Ты видишь только замысел Монферана, а чьими руками все это возводилось, этому не придаешь значения. — Я и говорю — о смысле. Их споры чаще всего кончались ничем, каждый оставался при своем мнении.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2