Сибирские огни № 11 - 1972

парапета, глядя на равнодушных сфинксов, удивляясь странному совпадению: сфинк­ сов поставили здесь в год его рождения. Неужели это могло заключать в себе некую загадочную связь?.. Он поднял воротник и побрел вдоль Невы, по набережной, мимо Румянцевского сквера, с раскидистыми липами и высоким серым обелиском, мимо пес­ чано-желтых университетских зданий. С грохотом катились по мостовой экипажи, ло­ шади шумно отфыркивались, из-под копыт летели по сторонам ошметки грязи. Шишкин останавливался по временам, отворачиваясь от прохожих. Кашель душил его, раздирая грудь. Знобило. Ему вдруг захотелось оказаться в родном городке, на Каме, в роди­ тельском доме, в окружении добрых и близких людей, захотелось тепла и ласки, про­ стого человеческого участия... Он с обидой подумал, что никто из товарищей, кроме Гине, не попытался его остановить, когда он уходил из класса, видно, никому до него не было дела. Что ж, тем лучше. Он больше не вернется туда, не поднимется по кру­ той лестнице, украшенной по бокам скульптурами древних богов, не войдет в класс и никогда больше не возьмет в руки кисть, не прикоснется к холсту... Сегодня же на­ пишет родите.-.ям и все объяснит. Они поймут его, должны понять. «А через несколько лет я стану исправным купцом»,—мелькнула едкая, как будто чужая, посторонняя мысль. Когда после болезни, длившейся почти три недели, Шишкин снова вышел из дома, он поразился перемене, происшедшей за это время в природе. Чистый снег лежал на тротуарах, на деревьях и крышах, пушистыми козырьками свисал с фронтонов домов. Шишкин был еще слаб, голова кружилась от свежего холодного воздуха. Нева встала, синеватый лед неровно поблескивал на солнце. Голоса и шаги прохожих отчетливо, ясно звучали на морозе. Гине шел рядом, поглядывая на друга. — Как ты себя чувствуешь? — Ничего, теперь уже совсем неплохо. Что там у вас нового? — Все старенькое,— усмехнулся Гине, слегка придерживая Шишкина за локоть.— Они решили предъявить «москвичам» повышенные требования. Полагают, видно, что большинство из нас с треском провалится на первом же экзамене. Шишкин шел, улыбаясь, глубоко дыша, чувствуя в освободившемся от недуга теле необыкновенную легкость. — Им-то что за интерес проваливать нас? — спросил он и, наклонившись, зачерп­ нул горсть снега, поднес к лицу. — Ты что? — испугался Гине. — Хорошо пахнет,— сказал Шишкин.— Знаешь, о чем я вспомнил: когда я наду­ мал ехать учиться, мать плакала и умоляла не делать глупостей, а Дмитрий Иванович, зять, предлагал мне даже лавку... Я отказался. Вечером мать зашла в мою комнату и опять уговаривала, упрашивала не ездить, взяться за ум, заняться каким-нибудь доход­ ным делом. И спрашивала: то ли тебе не хочется, Ваня, быть уважаемым, богатым чело­ веком? Или ты хочешь стать маляром? А я сказал: не маляром, а художником.— Он замолчал и шел, задумчиво улыбаясь.— Они и до сих пор не очень-то верят в мою за­ тею,—сказал он с грустью.— Пишут ласковые письма, зовут домой. Что я им могу сказать? — Да, брат,— вздохнул Гине,— возврата нет. Мы сами избрали себе дорогу, нам по ней и идти до конца. — До какого конца? Нет, если я пойму, что из меня получается маляр, не боль­ ше, я все брошу и вернусь в Елабугу. Лучше уж и вправду завести лавку... Но силы вернулись к нему, он окреп и как будто еще больше раздался в плечах, молодость и могучий шишкинский организм взяли свое. И он как никогда спокойно и уверенно взялся за работу, представил к экзаменам несколько рисунков, пейзажей. Один из них, написанный под Сестрорецком, пришелся по душе профессору Воробьеву. Шишкину была присуждена малая серебряная медаль, первая в его жизни награда.