Сибирские огни № 11 - 1972

— Добрый день! — сказал Иван.— А я уж думал, что и не встречу вас больше. — Здравствуешь,— ответил пастух. Пустой рукав изрядно потертого зипуна был заткнут за опояску.— А ты все малюешь? — Стараюсь,— улыбнулся Иван. — Ну старайся, старайся, может, и вправду чего выйдет. Иван осторожно заметил: — Вы какой-то совсем не тот... Помните, как мы с вами об искусстве-то спорили? — А и не спорил я, об чем спорить,— вяло возразил пастух.— Нешто с господами спорят. Я за всю жизнь супротив и слова не сказал... — Да вы что! — обиделся Иван.— За барина меня принимаете, что ли? Я же к вам с открытой душой, а вы... — За открытую душу спасибо, мы тоже умеем ценить доброту. А коли в руках дело господское, чего ж... каждому свое. Они замолчали, потому что вести и дальше разговор в таком духе не было смысла. Но через минуту пастух, будто бы стараясь сгладить и оправдать резкость своих суж­ дений, тихо признался: — Баба у меня померла. Третьего дня похоронили. Шестеро ребятенков осталось... «Ну вот,— думал потом Иван.— А я с ним об искусстве, о живописи. Для него «искусство» — вырваться из нужды, шесть ртов накормить, день прожить — и то слава богу». Но разве он-то, Иван, сам не терпит нужду? Случается, что и куска хлеба к чаю нет, а не то что сахару. «Господское дело в руках». Надо же такое сказать! Иван по­ смотрел на свои крепкие, сильные, грубоватые ладони и усмехнулся, повторив с грустью: господское дело... Хотелось поговорить с кем-нибудь, кто бы мог его понять и поддержать, излить перед кем-нибудь душу, и Иван решил отправиться к Мок- рицкому. Учитель встретил его, как всегда, приветливо и, выслушав сбивчивый рассказ, за­ метил: —- Насколько я понял, вы до сих пор не уяснили своего художнического назна­ чения. Это печально... Мокрицкий помолчал, по привычке меряя быстрыми шагами кабинет. Лицо его было озабочено, строго, и пышные усы слегка обвисли. — Природа складывалась миллионами лет,— продолжал он, поглядывая на Ива­ на,— она совершенна и нет надобности улучшать ее. Тем более в рисунке. Но человек далек от совершенства. Так не в том ли и назначение художника — раскрывать красо­ ту земли и тем самым вызывать в душе человека ответное чувство. А значит — спо­ собствовать совершенствованию души человеческой. Разве есть что-нибудь выше этои задачи? Иван уважал своего учителя, верил ему, но сейчас в нем поселился некий дух противоречия. Он вздохнул и с сомнением покачал головой: — Все это так, но многие ли смотрят картины? Да и кто смотрит — опять же вопрос. — Друг мой,— сказал Мокрицкий,— сегодня немногие, а завтра... Надо смотреть вперед. А главное — работать. Я верю, вы станете художником. Настоящим. Если, ко­ нечно,— он улыбнулся ласково, ободряюще и тронул Ивана за плечо,— если, разумеет­ ся, не будете забивать голову всякими посторонними идеями... И хотя Иван ушел от учителя успокоенный и ободренный, в глубине души, как заноза, осталась непонятная, глухая боль. Он, как и прежде, много работал, но иногда вдруг останавливался, глубоко задумываясь и мысленно возражая Мокрицкому: «Нет, нет, это не чепуха... не «посторонние идеи»... И словно стремясь дать выход своим ду­ шевным терзаниям, за несколько дней сделал акварельный этюд «Крестьянин и раз­ носчик», о котором похвально отозвался даже сам Скотти. Шишкина хвалили за уме­ ние тонко передать характеры, ярко нарисовать типичную жанровую сцену, и он, ко