Сибирские огни № 11 - 1972

слова Гине «не хуже брюлловского» им были схвачены как бы на лету. Класс замер- в ожидании: что-то будет? Все знали, как Аполлон Мокрицкий боготворил Брюллова, своего бывшего учителя. — К-кто это из вас т-творит не хуже самого Брюллова? — заикаясь сильнее- обычного, иронически спросил он и остановился за спиной Шишкина, как раз на том месте, где только что стоял Рабус. Невысокого роста, крупноголовый с прищуренными острыми глазами, с роскошной гривой волос, он был похож сейчас на рассерженного льва. Глянул на рисунок и ткнул пальцем в правый угол. 1 — А в-вот здесь... к-как вы находите? Иван молча пожал плечами. Тогда Мокрицкий выхватил у него карандаш и од­ ним взмахом выправил рисунок. Кто-то шумно и жалобно вздохнул. Мокрицкий, по­ вернувшись к притихшим ученикам и возвысив голос, проникновенно заговорил: — Что касается Брюллова... Карла Павловича... учителя моего...— тут он сделал паузу, как бы желая убедиться, должный ли эффект производят его слова. — Т-так в-вот... что касается Брюллова, то даже итальянцы умели ценить его и преклонялись перед его божественным даром. А вы? Х-хотел бы я видеть среди вас мастера, хот» бы приблизительно подобного великому Карлу... Он хотел еще что-то сказать, но раздумал, махнул рукой и надменно прошество­ вал к двери, обиженный и гордый. Иван вдруг встал и молча вышел из класса. В коридоре он постоял, поджидая Петрушу Крымова и Гине, задумчиво глядя в окно; кто-то тронул его за локоть. Иван обернулся. Мокрицкий смотрел на него ласково, с улыбкой, как будто и не он минуту назад разносил в пух и прах его, Ивана, рисунок. — Вы, друг мой, будьте выше мелких обид,— сказал Мокрицкий.— Может, я и погорячился. Но дело не в том. Впрочем, разговор этот не коридорный. Давайте-ка условимся так: вы в самое ближайшее и удобное для вас время зайдете ко мне. Да хоть сегодня и заходите. Вечер у .меня свободный. Поговорим. У меня есть кое-какие соображения относительно вашей работы... Она, думается, заслуживает того. Дого­ ворились? Иван растерянно кивнул. Больше всего Ивану понравился в доме Мокрицкого его кабинет с высокими,, массивными шкафами, полными книг; на столе кипами лежали журналы и газеты. Окна большие, с тонкими ажурными переплетами, комната полна света. Иван сидел в мяг­ ком кресле и чувствовал себя стесненно, боялся сделать какое-нибудь неосторожное движение. А Мокрицкий словно и не замечал его стесненности, быстро ходил по каби­ нету и говорил как с равным: — Во что мы превратили художественное заведение, кого выпускаем из его стен? Ремесленников безграмотных. Считаем, что художнику, если он обладает божьим даром, достаточно одного — мазать. А что творится вокруг? Чем наполнена жизнь? Знания, друг мой, нужны художнику, разносторонние, глубокие. В противном случае, как я уже сказал, не художник из него выйдет, а ремесленник. Так-то! — Он вдруг остановился, глядя на Шишкина, и засмеялся: — Э, да ведь разговорами сыт не бу­ дешь! Чай будем пить. Чаю нам! — крикнул он. Прошел какой-то час, и от скованности Ивана не осталось и следа. Мокрицкий расспрашивал его о Каме, о Елабуге, о родителях, о природе закамскои, о тамошних обычаях. Иван рассказывал, ему было приятно вспоминать родные, милые сердцу ме­ ста. Мокрицкий, слушая его, задумчиво кивал. — А знаешь,— сказал он,— ты поближе держись к природе, изучай ее, матушку, со всех сторон. Это не только обогатит тебя, но и сделает настоящим художником. Он опять замолчал и сделался грустным, задумчивым.— Моя жизнь проходила среди прекрасных людей, и я многому мог от них научиться. Мог! А вот теперь понимаю мог, но по своей ли несобранности, лености ли не сумел сделать того, на что был спосо­ бен,— И признал не без грусти,— Я пейзажист по натуре. Мне и Карл Павлович не