Сибирские огни № 11 - 1972

Он не раз еще приходил в этот зал, простаизал тут часами. Странное чувство рождали у него эти картины Иван смотрел на море Айвазовского, а в памяти всплы­ вало море закамских лесов, синие дали, осенняя желтизна хлебов, косари в распущен­ ных длинных рубахах и краснощекие молсдки, ловко и туго стягивающие жесткими травяными опоясками ржаные снопы, доносились песни протяжные, раздольные и пе­ чальные, как осенние поля, и вечерние переклики перепелов, и дробный перестук це­ пов, и запах теплого свежего зерна на токах... — Хитрый старик, этот Айвазовский,— сказал однажды Гине.— Пишет никому не­ ведомо как. Лагорио рядом с ним жидковат. — Лагорио тоже талантлив. — Ничего. Но у Айвазовского море живет, бушует... Ты посмотри, какая глуби­ на! Страшно даже становится. — Да,— согласился Иван.— А знаешь, о чем я думаю? Если море и горы так хороши на картинах, разве нельзя так же хорошо писать наши леса и реки? Гине с некоторым сомнением посмотрел на друга и ничего не сказал. Задумался. Позже Иван увидел картины швейцарского пейзажиста Александра Калама, в они поразили его ясностью своей и доступностью. — Ты только посмотри! — говорил он Гине — Это же лес и ручей в лесу... И ни­ чего болтше. Так все просто, а вместе с тем все живет и дышит, и ничего лишнего. А воздух какой!.. Вот бы этак и нам с тобой... Попробуем? Он соблазнил Гине, и они отправились в Сокольники. Гине ворчал: — Пустая затея. Пленер для Калама — сама жизнь. Оттого у нас и не получится. — Что же ты предлагаешь? — Рисунок поначалу освоить как следует. — И карандаши острее затачивать? — ехидно спросил Иван. Сокольники своими высокими темносгволыми соснами напоминали елабужскую Красную горку, под ногами мягко пружинила сухая прошлогодняя трава, пахло гнилью перестоявших грибов, стучал над головой дятел, мычали на Лосином острове коровы, пересвистывались птицы. — Ты, Гиня, напрасно дуешься. Хорошо здесь. Ну, признайся, самому ведь нра­ вится. А вон те сосны прямо так и просятся на бумагу. Рисунки вышли не ахти, но разве в том суть. Вечером, придя на квартиру, Шиш­ кин взял чистую тетрадку в ледериновом переплете, купленную для него Дмитрием Ивановичем Стахеевым, и торопливо записал: «Природа есть единственная книга, из которой мы можем научиться искусству». Ему казалось, что он увидел, наконец, и понял то, к чему стремилась его душа. Поселился Иван, вместе с таким же приезжим, как он. Петрушей Крымовым, не­ подалеку от училища, в Харитоньевском переулке, с домами преимущественно дере­ вянными и старыми, с захламленными узкими двориками, один из которых позже изобразит в своей превосходной картине Василий Поленов. Хозяйка Марья Гавриловна, тучная и вечно чем-то недовольная, предупредила сразу: — Деньги задатком. Знаю я вас, студентов голоштанных, неделю проживете, а потом поминай как звали .. Шесть рублей в месяц. Я и с прежних такую цену брала. — Хорошо, хорошо, мы вам наперед деньги внесем,— поторопился успокоить ста­ руху Иван. Хозяйка провела их в низкую полутемную мансарду, постояла у двери и уже более мягким, подобревшим голосом сказала: — Живите с богом. Только с куревом не шибко, а то дом спалите. — Ну вот,— подмигнул Иван своему новому товарищу Крымову, когда хозяйка, наконец, оставила их вдвоем.— Теперь мы с тобой, Петруша, заживем. Чего зажурился?