Сибирские огни № 11 - 1972

ловились. Увидел их в ограде, они курили и о чем-то оживленно разговаривали с Дмитрием Стахеевым. Когда Иван подошел, Стахеев шутливо его представил: — А это, господа, тоже художник... наш доморощенный, Шишкин Иван. Старик улыбнулся и приветливо кивнул, а молодой протянул Ивану руку: — Рад познакомиться. Осокиным зовут меня. Ты правда, что ли, художничаешь? — Есть такой грех,— слегка смутился Иван. — Если хочешь, принеси свои рисунки,— сказал Осокин.-—Посмотрим. — Когда? — Да хоть сегодня. Иван отобрал несколько лучших, на его взгляд, рисунков и, не без страха перед неизбежным приговором понес их Осокину Тот глянул на один, на другой, потом под­ нял глаза на Ивана, хмыкнул и протянул старику. Старик тоже перевел взгляд с ри­ сунков на Ивана. — А красками ты не пробовал писать? — спросил Осокин. — Нет. — А ты попробуй,— посоветовал старик.— Должно получиться. — Да у меня их и нет, красок-то,— признался Иван. — Эка беда, нет красок! — сказал Осокин.— Дам я тебе краски. И кисти, если хочешь, тоже дам. Пиши себе, знай. Теперь дня не проходило, чтобы Иван не встретился со своими новыми приятеля­ ми. Особенно близко сошлись они и подружились с Осокиным. Осокин, оказывается, прошел курс в строгановском училище, был знаком со многими художниками, охотно рассказывал о Москве. От него Иван узнал о том, что вот уже несколько лет как открылось в Москве училище живописи, в котором учатся такие же, как Иван, способ­ ные к художеству... А прошлой весной состоялась в этом училище выставка художника Павла Федотова. Всего-то и было представлено на ней четыре федотовских картины. Но что это за картины' — Я их, наверно, раз десять ходил смотреть,— рассказывал Осокин.— Поразили так, что и до сей поры не могу прийти в себя Вот как надо писать-то! Чтобы душу наизнанку выворачивало. Да! Такого художника, как Федотов, еще свет не знавал. Великан. Теперь каждое утро Иван спешил в собор, чтобы встретиться и поговорить с Осо­ киным, поглядеть на его работу. В соборе стояла гулкая, прохладная тишина. Пахло сухим деревом, растертыми красками. Солнечный св & 1 шел сверху, в узкие зарешечен­ ные оконца, окрашивал высокие своды в мягкие оранжевые тона. Осокин ступал на деревянную стремянку, держа в одной руке кисть, и, улыбаясь Ивану, говорил: — Ну что, брат, примемся за божье дело? Дважды в неделю, субботним вечером и в воскресенье, Осокин напивался, бил себя в грудь кулаком и плакал. — Нет никакого спасения, Ваня,—жаловался он,— душа горит, гибнет душа-то! И чем-то напоминал в эту минуту брата Николая. — Ты не слушай меня,— говорил Осокин,— не езди в Москву... Худо тебе будет, как мне вот сейчас. Хотел многого, а чего достиг? Федотов меня убил, напрочь... кар­ тинами своими, лучше мне и не видеть бы их... Кто я такой, чем занимаюсь? Разве это живопись? Ты, Ваня, плюнь на все, не езди в Москву. Сгинешь. — Хорошо, хорошо,— обещал Иван,— не поеду, ты только успокойся, ложись спать. Я не поеду. А у самого уже созрело твердое решение, и ничто не могло его поколебать: он поедет, обязательно поедет, он должен стать художником и он им станет, чего бы это ни стоило. Осокин понемногу утихал. Иван выходил на улицу, брел не спеша вдоль набереж­ ной. Темнело. За Тоймой ржали кони. Бренчали ботала. чистым звоном заливались ко­ локольца. Глухо и твердо стучали копыта. Николай приезжал на разгоряченном же