Сибирские огни № 11 - 1972
лосагой груди и гулко загоготал; он не смеялся, а именно гоготал. Чем дальше он заходил в море, тем крепче прижимался к нему малыш. Дед присел, и волна обдала их, ударила в лица, и Максимка за вопил, задрыгал ногами, захлебнулся соленой водой. — А ну-ка познакомься с морем! —грохнул дед.—Полюби-ка его «а всю жизнь! И Ковшов окунул мальчишку, тоненького, трепетного, и тут же вы соко поднял над собой. Захлебнувшийся Максим раскрыл рот, выпучил глаза. С него текло. Волосы прилипли ко лбу Дед опять загоготал, вынес из воды и посадил внука на мокрую гальку, а сам, большой и неуклюжий, как слон, снова ухнулся в море и поплыл навстречу белым лебедям. Максимка восхищенно смотрел на деда. Пенистая вода, шурша галькой, подкатывалась к мальчонке и затапливала его чуть не по горло. — Вот это море! —кричал он.—Могучка! Богатырное море! — И колотил по волне руками и ногами... Цвели белыми, мелкими цветами камфарные деревья, пахли апте кой, роняли покрасневшие листья. Они все лето меняют их, и под деревь ями всегда намусорено, как осенью. Меняют листву и эвкалипты; и еще ■с них обваливается кора, висит большими лохмотьями, будто деревья засыхают, гибнут... Дом стоял в саду у моря. Они устроились на веранде, оплетенной виноградом. Кровать, раскладушка, столик, а за перилами невысокие мандариновые деревья и море. Максим сразу же забрался на эти пери ла, а дед зашел к хозяйке в комнату, чего-то глухо побурчал там и вер нулся. Скоро хозяйка —полная смуглая армянка с темнеющими усиками ;и с черными, влажно горящими глазами притащила оплетенную ка мышом ведерную бутыль. — Вот вам, пожалуйста... Не вино, а сказка. Для себя готовила. Его не стыдно и на свадьбе подать. Веселит, молодит.—И, повернув шись к Максимке, сразу же запела: —О-о, какой мальчик! Хорошень кий, как девочка! Максимом тебя звать? А я —тетушка Анаида.—Она ¡внезапно привлекла его к себе, сунула лицо в его волосы, поцеловала их.—Детей у меня...—повернулась она к Ковшову, но не договорила, махнула рукой.—Ладно. Чего уж...—И запела, поправляя на Максим ке воротничок: —Отдыхай, мой маленький, в море купайся, загорай — сильным будешь, красивым будешь, любить тебя будут,—И опять к Ковшову заботливо: —Не надо его водить в столовую. Что там за еда для ребенка? Я могу готовить вам обеды. Дешево и вкусно. Ему цыпля та нужны, манная каша... — Мы —мужчины, мы кашу манную есть не будем,—твердо за явил Максим и сунул за пояс зеленых шортиков пистолет. — Господи! —Тетушка Анаида затряслась, заколыхалась от сме ха.—Ты настоящий мужчина! —Она переглянулась с Ковшовым и вдруг в порыве прижала мальчишку к своему животу, погладила его худенькую спину, пряча от Ковшова разгоревшееся лицо. На Ковшова так и пахнуло затаенным горем этой женщины. И он понял, что это за горе. Небольшой дом весь был заплетен виноградом и вьющимися роза ми. Окошки едва видны сквозь них. В трех комнатах жили «дикари». Хозяйка и веранду сдавала, оставив себе только одну комнатку... .— Как у вас нынче в Сибири с погодой? —спросила хозяйка. Ей, должно быть, хотелось поговорить.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2