Сибирские огни № 11 - 1972

получается наиболее ладным, чистым и благозвучным. Нормальный чековек в жизни никогда не скажет: — Что ты там сидишь, притаившись в своем углу?.. За секунду до того, как он решил вы­ сказать столь сложную мысль, его язык не­ пременно отвергнет эту тарабарщину, а слух молниеНЪсно подскажет ему другой, более складный вариант, ну хотя бы: — Ты что там притаился в своем углу?! Конечно, не все люди говорят благо­ звучно Бывают исключения. Но про таких давно сказано: медведь на ухо наступил. Меня удивляет, почему в наше время (да и не только, пожалуй, в наше) медведь так часто наступает на ухо людям пишу­ щим? 2 В чем же дело? Кто виноват? Виновата, во-первых, критика. В самом деле, не удивительно ли, что критика наша, тоже весьма окрепшая, возмужавшая, умею­ щая так хорошо, с таким знанием дела раскладывать по полкам достоинства и не­ достатки пишущих, что эта критика почти никогда не снисходит до анализа фонети­ ческой стороны творчества писателя! Я по­ нимаю, что фонетическая сторона — лишь один из многих элементов художественной прозы. Но элемент первостепенный. Я прочел немало монографий, посвящен­ ных разным советским авторам. И почти во всех просмотренных мною работах этот вопрос обходится полным молчанием. Если речь идет о поэте, о стихах — дело другое. Тут говорят и о мелодии стиха, и о ритме, и об инструментовке... Но чтобы «мелодия прозы» — нет, о таком я, пожалуй, не слы­ хивал со времен «Мастерства Гоголя» Анд­ рея Белого. Виноваты, может быть, и мы, старшее поколение: не донесли эстафету. Какую-то долю этой вины беру на себя. Мне посча­ стливилось: я прошел хорошую школу — учился у Горького, у Маршака. И тот, и другой, не сговариваясь, отсылали нас, своих учеников и подмастерьев, обучаться языку у Бунина, у Лескова, у Гоголя и Лермонтова. Маршак научил меня любить и понимать стихи. И научил любить звуча­ ние хорошей прозы. А вот сам я никогда (или почти никогда) никого не учил, ни с кем не «делился опытом». Отчасти потому, что руки не доходили, но главным образом, пожалуй, потому, что опытным себя никог­ да не считал, за каждую новую книгу брал­ ся, и берусь до сих пор, с волнением и даже с трепетом. Вообще, очень ошибаются те читатели и начинающие авторы, кто думает, будто, чем старше писатель, чем больше у него опыта, мастерства, тем легче ему дается его труд. Да, слов нет, опыт кое-что значит. Но научиться писать с легкостью, то есть набить руку, может только ремесленник, а не художник. Чем старше и опытнее писа­ тель, тем выше его требования к себе и тем, следовательно, больше требует его работа усилий. Это относится не только к очень большим мастерам, но и к каждому из нас. 3 Вот как обстояло дело в моей собствен­ ной литературной практике. Нашу первую книгу, повесть «Республи­ ка Шкид», мы с Белых писали два — два с половиной месяца. Конечно, это очень ко­ роткий срок. Помогало нам отличное знание материала и самый жанр, который мы вы­ брали: очерк, художественная хроника. Ни­ чего не нужно было придумывать, сочинять, мы просто вспоминали и спешили занести на бумагу то, что еще так трепетно жило в нашей мальчишеской памяти. Но главное, пожалуй, даже не в этом, а в том, что мы не очень задумывались над художествен­ ной стороной дела... Да, конечно, кое-какой литературный опыт у нас и тогда был. К. И. Чуковский в одной из своих поздних статей1, говоря о «Республике Шкид», напомнил читателю о нашем с Белых литературном «стаже», о том, что оба мы начали сочинять чуть ли не в пятилетием возрасте, что за спиной у нас была Шкида, школа им. Достоевского с ее почти лицейскими традициями, что в этой школе мы набили руку в издании журналов и газет, в сочинении рассказов, фельетонов, стихов, пьес, романов и даже киносценариев. Добавлю, что после Шкиды мы года два подвизались на журнальных и газетных страницах, в так называемой «мелкой прессе». Но если у нас и был опыт, то это был именно тот опыт, о котором я говорил вы­ ше: опыт ремесленников. Или, если быть справедливым по отношению к себе: опыт был больше ремесленнический, чем худож­ нический. Парни мы были начитанные. Был у нас кое-какой вкус. Но вкус этот не на­ зовешь требовательным. И писали мы на­ шу книгу, не тратя время на размышления и обдумывания, писали как бог на душу по­ ложит. Я думаю, что именно в этом — в стихийности, в необдуманности, в живой не­ посредственности — прежде всего надо ис­ кать объяснение того успеха, какой выпал на долю нашей первой книжки. Это пони­ мали, вероятно, редакторы книги: Самуил Яковлевич Маршак и Евгений Львович Шварц. У неопытного или среднего редак­ тора непременно возникло бы желание вы­ править, причесать, пригладить шерохова­ тую рукопись. Маршак и Шварц этого не сделали. В повести были оставлены в не­ прикосновенности все ее погрешности, все заусеницы... Возражения вызвала только од­ на глава, и именно та, где я как раз делал 1 См.: К о р н е й Ч у к о в с к и й . Собрание сочинений, т, 6, стр. 611,