Сибирские огни № 11 - 1972
лове, зная, что парень пробудится не сра зу и они успеют увернуться от тяжелых его кулаков. В первом же разговоре с Дж. Дж. (ака демик Томсон, глава Кавендишской лабо ратории, под чьим руководством вышло из стен лаборатории 27 английских академи ков, 5 нобелевских лауреатов и т д.) Ре зерфорд не спрашивал, чем заниматься, и не сомневался в своем праве продолжать начатые исследования. И когда сам стал шефом, неистовствовал, если молодой уче ный обращался к нему с таким беспомощ ным вопросом Юмор не изменял ему до старости. Во второй половине жизни, после очередного присуждения почетного звания, он насмеш ничал по поводу этих бус и браслетов ци вилизации: еще одна академическая ша почка! На старости лет он говаривал, что надо уметь не ревновать к заслугам своих уче ников и т. п. Но в жизни он не раз от ступал от такого правила Ревновал к сла ве Коллендера, своего предшественника по Монреальской лаборатории, временами при страстно защищал лидерство своей науки, даже против супругов Кюри, пред чьим подвигом преклонялся А своего учителя и друга Дж. Дж., передавшего ему Кавен диш, он подверг довольно-таки унизитель ной процедуре письменного разделения функций. Это был человек — далеко не ангел! Зато неистощимое чувство юмора не подверглось распаду. Впрочем, в шутках мог прозвучать хохоток самодовольства. Но он старался вовсю, чтобы голова не разбухла от похвал и номер шляпы не из менялся. Был ли Резерфорд нескромен? — спраши вает Данин. Нет, юмор, ум спасали его от этого. Но был ли он скромен? — Пожалуй, нет! Он жаждал высоких оценок у окружающих и был ими избалован. В дальнейшем,— пи шет Данин,— не только честная похвала, но и лесть научились находить дорогу к его сердцу. Как слабеют мускулы, ослабела, к концу жизни, душевная бдительность. Н о к а к бы е г о ни х в а л и л и , он р а б о т а л , э т о б ы л о е г о г л а в н о е з а н я т и е в ж и з н и . Глагол «работать» приобрел для него уже в Монреале сложный аспект значений. Не только собственноручно ставить экспе рименты и обрабатывать свои результаты. Вести лабораторию! Вопреки библейскому предостережению — пророчествовать в сво ем отечестве! Растить себе подобных! Сла дость власти? Да. Но не административно го деспотизма, а духовного водительства Духовная власть, правда, отбрасывала по временам гень деспотизма. Капица, который был любимцем Резерфорда, признавался, что не раз выслушивал от Крокодила, ко торого, впрочем, уважал и любил безмерно, и «дурака» и «осла». Резерфорд, между прочим, возлагал на Капицу большие на дежды, построил для него дорогую лабора торию; кавендишские ревнивцы даже пого варивали, что новозеландец был под баш мачком у русского. Фольклор запечатлел такое: Резерфорд: — Послушайте-ка, Алексан дер, приходит ли вам в голову, что все, что вы наговорили и написали за 30 лет, в кон це концов пустая болтовня? Александер: —Ну, хорошо, Резерфорд, теперь я уверен, что и вам захочется выслу шать всю правду о себе. Вы — дикарь! Об лагороженный, но дикарь. Помните, марша лу Макмагону надо было сказать каде- ту-негру что-нибудь воодушевляющее? Мар шал спросил: «Вы — негр?»^«Да, мой гене рал!» Последовала легкая пауза, и потом раздалось: «Очень хорошо! Продолжайте!» Это как раз то, что я хочу сказать вам, Резерфорд: продолжайте! Он — человек большого, необузданного темперамента,— сказал про Резерфорда один из его прежних «мальчиков». Но этот человек, уже нобелевский лауреат, попросил у коллеги-математика разрешения прослу шать курс его лекций (академик Курчатов также слушал лекции по радиоэлектронике). На склоне жизни, неспособный принять концепцию квантовой механики, волновую теорию де Бройля, вообще разорвать со своими представлениями о наглядности фи зических знаний, Резерфорд, тем не менее, никогда не Выступал против молодых, види мо, повторяя про себя слова старика лорда Ралея, которого так и не удалось втянуть в борьбу с непонятными для него теориями Нильса Бора и других «молодых». Ралей остался верен убеждениям юности, что че ловек, переваливший за 60, не должен вы сказываться по поводу новейших идей и тем самым подавлять своим авторитетом. Так поступал в старости и Резерфорд. И еще несколько характерных черт Ре- зерфорда-человека. Пять лет он откладывал свою свадьбу с Мэри, тосковавшей вдали от него, в Но вой Зеландии,— и всегда из-за материаль ных расчетов. В душе Резерфорда,— пишет Данин,— не было раскаяния в том, что он. не преступил правил добропорядочной жиз ни и из-за них продлил на несколько лет свою разлуку с Мэри, ее тоску. Он долго отказывался от приглашения на спектакль театра Шекспира: «Я только покажу свое чудовищное невежество. Знаете, меня уже 40 лет пытаются цивили зовать, и вы видите, с какими плачевными результатами!» Но в театре Резерфорд стал с первой минуты так пылко радоваться про исходящему на сцене, так аплодировал (произнося иные реплики Фальстафа рань ше, чем они прозвучат из уст актера), что весь зал принялся увлеченно следить за ним (особенно дети), крича и аплодируя ему самому. Возможно, во всем этом сказалось что-то неувядаемое в английских традици ях. После годичного торжественного обеда кавендишских физиков они, независимо от 17В
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2