Сибирские огни № 11 - 1972

В действительности, как мы знаем, су­ ществует немало гибридов. Границы между научной популяризацией и художественным произведением «о науке» подчас так же ус­ ловны, как граница между рассказом и очерком (А. М. Горький). Обо всем этом недвусмысленно писал Белинский: «Хотят видеть в искусстве своего рода умственный Китай, резко отделенный точными грани­ цами от всего, что не искусство в строгом смысле слова. А между тем, эти погранич­ ные линии существуют больше предполо­ жительно; по крайней мере, их не ука­ жешь, как на карте границы государства. Искусство, по мере приближения к той или другой своей границе, постепенно те­ ряет нечто от своей сущности и принимает в себя сущность того, с чем граничит, так что вместо разграничивающей черты яв­ ляется область, примиряющая обе стороны». Косвенно и мне пришлось участвовать в дискуссии о научно-художественном жан­ ре, поскольку в одной из своих книг я за­ ключил слова «научно-художественный жанр» в кавычки и из всех произведений этого рода подверг художественному разбо­ ру только «Три судьбы» Анны Ливановой. Но теперь признаю: за 10 лет безмерно уси­ лилось значение науки в нашей жизни, ее часто рассматривают теперь как произво­ дительную силу общества, кроме того, созда­ на литература, способная оправдать наиме­ нование научно-художественной — без вся­ ких скидок и кавычек, причем отличные про­ изведения этого рода написаны часто теми самыми авторами, которые высказываются за приоритет популяризации науки — «в высшем плане». Разумеется, после такого введения уме­ стно перейти к художественным разборам тех произведений «о науке», ближайшим родовым понятием которых можно назвать художественную прозу, художественный очерк. Среди этих книг читатель не найдет «Не­ избежности странного мира» Данина, произ­ ведения великолепного, наложившего свой отпечаток на мышление целого поколения интеллигентов (во всяком случае — гума­ нитариев), несравнимого с другими, при­ надлежащими к этому жанру... Впрочем, ка­ кому жанру? К популяризации науки, к эссе? Это и сегодня остается для меня за­ гадкой.I. II. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ УЧЕНОГО Возможно, Д. Данин изменил в чем-то свои взгляды на научно-художественный жанр. Однако своим оппонентам в печати он не ответил. И я вправе сопоставить от­ личную книгу «Резерфорд», в которой Да­ нин выступил как писатель, с «моделью жанра», сконструированной тем же авто­ ром пятью годами раньше. Оговорюсь, что первенствующее значение я всегда придавал не литературным манифестам, а самим ху­ дожественным произведениям, ибо послед­ ние (по крайней мере, лучшие их образцы) никогда не рождались как иллюстрации к теоретическим, литературоведческим и да­ же мировоззренческим концепциям автора. Писатели, создавая их, подчиняются логи­ ке художественных образов; материал, на­ блюдения, впечатления в какой-то мере вы­ ступают как бы в качестве «соавторов». Вообще, авторские удачи и неудачи не сле­ дует выводить прямолинейно из достоинств и недостатков исповедуемой автором кон­ цепции. Примеров, подтверждающих эту мысль, великое множество. Я уж не гово­ рю о «легитимизме» Бальзака. Напомню о творчестве Г. Успенского, считавшего себя народником, о стихах Маяковского, никак не укладывавшихся в рамки ЛЕФа. И в этой связи — еще следующие строчки из письма Ленина Горькому (1908 г): «Кроме того, я считаю, что художник может по­ черпнуть для себя много полезного во вся­ кой философии. Наконец, я вполне и безу­ словно согласен, что в вопросах художе­ ственного творчества Вам все книги в руки, и что, извлекая э т о г о рода воззрения и из своего художественного опыта, и из филосо­ фии, хотя бы и идеалистической. Вы може­ те прийти к выводам, которые рабочей пар­ тии принесут огромную пользу». Со времен Плутарха жизнеописания сло­ жились в особый отдел литературы, отве­ чающей любознательному читателю одно­ временно на оба его вопроса; чего достоин герой? кто он? Значит, развернутые жизне­ описания осветят не только время, среду, обстоятельства, в которых действовал герой, его вклад в науку, или в ход исторических событий, или в искусство, —■но и личность, характер героя и особенности общества, его породившего. Авторы таких жизнеописаний располагают богатейшими документальными материалами — историческими и биографиче­ скими, но неизменно призывают на помощь еще и художническое в о о б р а ж е н и е . Дела и личность Резерфорда, великого физика конца XIX и первой трети XX века, чье имя стоит в одном ряду с Фарадеем, Эйнштейном, Планком, Нильсом Бором, за­ печатлены во множестве научных трудов, в переписке и в воспоминаниях современни­ ков. Но Данин-писатель, разумеется, не ог­ раничился документальным материалом. Из последнего, с помощью воображения, а иног­ да и вымысла, он построил впечатляющий образ Резерфорда. Книгу свою он начинает с эпизода из жизни стареющего Резерфорда, записан­ ного одним из его «мальчиков». Однажды «проф», «папа», «крокодил» (так за глаза, но и не очень таясь, звала ученого его «команда», а П. Капица даже приказал на здании своей лаборатории в Кавендише вылепить барельеф крокодила), оттолкнув ассистента, завладел прибором, но на этот раз его гениальные руки дрожали, и асси­ стент, впервые за 18 лет, увидел, что учи­ тель чего-то не может, Грозно-беспомощ­ ный Резерфорд кричал: «Кроу, какого